Рина Зеленая - Разрозненные страницы
Ну, потом дальше — больше: пели, подражали, слушали, даже пародировали. Судили-рядили. А человек этот жил невесть где, в другом мире. Появлялись «коллекционеры», они собирали пластинки — добывали, прямо не знаю где. Одна тетенька хвасталась: у нее есть абсолютно весь Вертинский. Однажды Сергей Владимирович Образцов с ней даже поспорил — уж очень она воображала и задавалась. Он, вежливо улыбаясь, заявил ей:
— Утверждаю: одной пластинки у вас нет. И быть не может.
Она возмутилась и предложила пари:
— Если нет, так будет! Вы не знаете моих возможностей!
Спустя какое-то время в ответ на ее приставания сказать хотя бы, как называется эта пластинка, Образцов обещал ей узнать. Он истязал ее очень долго. Но вот однажды при всех спел ей новую, никем не слышанную песенку А. Вертинского «Каблучок». Сергей Владимирович пел в манере А. Вертинского, грассируя и очень музыкально:
Фонари над панелью качаются,И стучит ваш французский каблук.В нашей жизни так много встречаетсяНа панели веселых подруг.
Было много их, гордых и ласковых,Но одна лишь приснилася мне…В ресторанах простых и затасканныхВы шепнули о близкой весне.
И я вспомнил Кремлевские башенки,Переулка кривой поворот,Где не Мэри, а милую МашенькуЦеловал у Арбатских ворот,
Где извозчик, снежком припорошенный,Залезает на свой облучок,Где стучит на панели поношенныйИ не мой, и не ваш каблучок…
Все были в восторге. А Образцов, держа пари с этой теткой, просто разыгрывал ее, потому что и слова, и музыку этой песенки он, как всегда талантливо, придумал и написал сам.
Многие годы время от времени возникали слухи, что А. Н. Вертинский собирается возвращаться в Союз. Никто не верил. А он действительно приехал, вернулся в Россию. Вот уж и я не думала, что он решится на это!
Помню, что мне было очень страшно впервые пойти на концерт Вертинского. По пластинкам я уже давно поняла, какой это мастер. Те, кто сумел достать билеты на первые его выступления, восхищались без устали, и лишь некоторые пожимали плечами. Я боялась, что его исполнение будет слишком изысканно и стильно «по-вертински», и разговоры о том, что он «поет руками», пугали меня.
И вот я на концерте Вертинского. Я побеждена. При всей рискованности его манеры мастерство и вкус делали выступление удивительным, покоряли вас, как вы ни сопротивлялись, и заставляли верить, что именно так и надо исполнять эти вещи. А движения рук, несмотря на всю нарочитость, на почти пародийную изысканность, казались необходимыми и усиливали впечатление. В Союзе Александру Николаевичу неизменно аккомпанировал замечательный пианист Михаил Брохес. И это был настоящий ансамбль.
И вот, продолжая разговор о тех, кого нельзя забыть, я ставлю имя Александра Николаевича Вертинского. И еще думаю: как трудно — пройти через все, все пережить, преодолеть и, не боясь быть смешным, остаться Вертинским!
А. Н. Вертинский всегда был окружен актерами. Всем хотелось говорить с ним, слушать его. Александр Николаевич охотно рассказывал. Мне не пришлось ни разу присутствовать при этом. Не почему-нибудь, а просто не случалось.
Когда московские актеры приезжали в Ленинград и встречались там, они набрасывались жадно друг на друга: в Москве все были заняты, всем было некогда. Но мне и в Ленинграде не пришлось встречаться с Вертинским: гастролировали в разное время…
Но вот как-то мы, москвичи, жили в гостинице «Европейская». С каждым годом было все труднее попасть туда: слишком много стало интуристов. Сейчас о «Европейской» нечего и мечтать — своих просто не пускают. А тогда пускали, но если ваш номер был нужен, вас переселяли или выгоняли. У меня был вполне плохой номер (то есть без ванной, на четвертом этаже). Я сама его выбрала: приехала на съемку всего на два дня. А Александр Николаевич в это время жил на втором этаже, в люксе.
И вот иду я длинным, бесконечным коридором второго этажа по красной ковровой дорожке и вижу, что Александр Николаевич идет впереди меня с чемоданчиком в руке. Я догоняю его, узнаю, что его переселяют, и мы идем рядом. А издалека, навстречу нам, отражаясь в зеркалах, идет шикарный негр, молодой, в красивейшем костюме, в лиловой рубашке, которая очень клипу ему, чернокожему, курчавому. Высокий и худой, он легкой походкой движется по коридору. За ним швейцар почтительно несет роскошный лаковый кофр и пальто.
Они проходят мимо нас. Неф улыбается нам ослепительной улыбкой такого цвета, как будто открыли дверь в ванную. Вертинский сходит с дорожки, уступая ему дорогу, оборачивается, смотрит ему вслед и говорит, фассируя:
— Теперь я понимаю, что такое р-р-расовая дискр-р-иминация!
Мой старый, добрый друг композитор Борис Майзель рассказывал мне, что он бывал у Александра Николаевича Вертинского дома. Квартира у него была отличная (я знаю, где это, — на улице Горького, над бывшей булочной Филиппова).
Вертинский уже обосновался тогда в Москве, дом был обжит. Красивая мебель в гостиной и столовой подобрана с большим вкусом: его друзья и поклонники помогали ему и в Москве, и в Ленинграде находить и подбирать прекрасные вещи. Хозяйка дома, жена Вертинского, женщина с внешностью необычной, с лицом даже резко красивым (она грузинская княжна), тогда уже снималась в кино (птица Феникс в фильме «Садко»).
Ужин у Вертинских всегда был очень обильным, и Александр Николаевич прекрасно готовил сам. До концерта он никогда не ел. У многих певцов был такой режим. Но после концерта позволял себе все. Его стройная фигура от этого не портилась.
Вертинский всегда был рад людям и много рассказывал интересного.
Но что меня удивило и обрадовало в рассказе Бориса Сергеевича, это восхищение, с которым он говорил о том, как Вертинский прекрасно знал и читал стихи, особенно Пушкина. Меня это удивило потому, что актеры редко читают стихи хорошо. Стихи сами по себе так много значат и так прекрасны, что не нуждаются в тех усилиях и украшениях, которые придают им читающие актеры. Они играют стихи, а стихи надо читать. Мне нравится, как читают стихи сами поэты. Я слышала Н. Асеева, С. Кирсанова, слушаю А. Межирова, Е. Евтушенко. Не люблю слушать, как читает Андрей Вознесенский. Хотя он как-то говорил по телевидению, что актеры читают плохо, но сам он — еще хуже: столько вкладывает темперамента, что стихи теряют свою силу и сами теряются. Недавно А. Вознесенский в Америке объехал все университеты и имел там большой успех. Американцам нравилось, когда он читал по-русски, настолько это был зрительно эффектный номер. С ним ездил английский поэт, его переводчик, который читал свои переводы стихов Вознесенского по-английски, тоже с успехом.
