Борис Пастернак - Переписка Бориса Пастернака
Сегодня я дома, занездоровилось. Твой пакет получила вчера вечером.
Что делает Женя и Женечка? Каков он? Где Федька? [173] Имеешь ли вести о Жоне, о бедной Лиде?
Я бываю у Лапшовых. Слава богу, тьфу-тьфу-тьфу, живы и бодры. Сегодня в восемь часов утра раззвонился Владимир Иванович, и что же? – обедать зовут.
Они писали тебе летом. Я повезу им новости о тебе. Сердечно обнимаю тебя и Зину, будь здоров. Не претендую на скорый ответ, но со временем не забывай меня и обо мне.
Твоя Оля.
Пастернак – Фрейденберг
Москва, 15 октября 1946
Дорогая Оля! Благодарю тебя за такой быстрый, живой и богатый ответ. Мне больно, что ты потратила на меня так много сил. Статьи мне не нужно. Но если у Саянова можно отобрать его экземпляр, это было бы очень хорошо. Твои слова насчет серьезности и насчет того, что не для кого жить без стариков, глубоко верны, но горечь второго я в последнее время победил. Я жалею, что успел отправить тебе новое письмо, невеселое, кажется. Ты ему не верь. Это я расхандрился, как теперь вижу, без причины. Все устроится. Привет Лапшовым, поцелуй тетю Клару. Послать ли тебе Отелло?
Фрейденберг – Пастернаку
<Надпись на оттиске «Происхождение эпического сравнения» (на материале Илиады). Труды юбилейной научной сессии ЛГУ 1946 г. >
Моему дорогому Боре в знак манифестации жизни
Оля.
30. X.46 г.
Доклады, прочитанные на ежегодной научной сессии, гарантировались печатанием. Поэтому я дорожила возможностью такого выступления. Но я никогда не придавала значения тезисам и экстрактам, которые всегда сознательно уводила от конкретного доказательства, и потому враждебно отношусь к предварительной публикации интеллектуальной фабулы и всего наиболее интересного. Наука имеет свой стиль, свою композицию и свою экспозицию. Как грубы, как убийственны тезисы и экстракты, когда они предваряют, а не завершают исследование!
Работа о гомеровских сравнениях, которую я теперь намеревалась изложить в экстракте, писалась под гром бомбежек в октябре-декабре 1941 года.
Анализ сравнений, сделанный на примере Илиады, показал, что развернутой, независимой и реалистической частью является второй, сравнивающий член сравнения, заключающий в себе звериные, космические, растительные и бытовые аналогии.
Тематика ярости, нападения, насилия доминирует в звериных сравнениях, космические – трактуют тему гибели, мрака и разрушения. Сравнения Илиады не дают картин солнечного света, оперируя только бурей, штормом, грозой.
Причем во всяком развернутом сравнении мифологический план составляет основу сравниваемой части, – реалистический – сравнивающей.
Мифологическая концепция сравнения строится на представлении о борьбе двух состояний тотема, об его действии и бездействии; оба состоянья мыслятся конкретно и образно в виде обычной мифологической полярности; злая сила, берущая верх, представляется лишь подобием истинного тотема, его агрессивным двойником, когда побеждает светлая сторона, тогда хтонический мнимый тотем, подобье светлого, терпит поражение и временно укрощается.
Мифологическое мышление не знает сравнения, потому что сравнение требует чисто понятийных процессов отвлечения. Это мышление прибегает только к уподоблению, пружиной которого служит образ борьбы.
Понятийное мышление перерабатывает традиционное наследие, ничего не сочиняя, но подчиняясь уже не мифотворческому, а реалистическому сознанию. Реализм – не бытоописание, бытовизм – результат реалистического сознания. Реализм сказывается на концепции времени как длительности, в отличие от мифологического пространственного и статичного времени. Пространство из замкнутого и плоского становится стереоскопичным. Причинные связи принимают каузальный характер. Совершается переход от восприятия единичной конкретности к отнесению и обобщению, объект отделяется от субъекта, актив от пассива. Сравнение – непроизвольный результат именно реалистического сознания с его понятийным мышлением.
Эпическое развернутое сравнение, древнейшее из всех, создается до возникновения категории качества. Как только рождается и она, сравнение обращается в компаратив. «Как» из показателя подобия обращается в показатель качества («каков», «какой»). Сравнение с этих позиций может быть названо докачественной категорией.Фрейденберг – Пастернаку
Ленинград, 3 ноября 1946
Дорогой Боря!
Есть много смысла в том, что работа, которую я писала под дождем бомб и снарядов, в истощении, при светопреставленьи – потом читалась мною в торжественной обстановке университетского юбилея. [174] Мне казалось, это не я, а Георгий держит голову дракона. И читала-то я в самый свой страшный день – ровно в год катастрофы с мамой.
Теперь это все забылось. Мне не разрешили сделать маленького вступленья, вроде только что написанного. Идиоты не понимают того, чем наполнена вся твоя поэзия – семантики времени.
Но я уже утратила высокий пафос истории, бессмертия тоже. Я еще верю в историю науки, но это уже не пламень, а постулат. Ты же – величайший памятник культуры. Ты весь заложен на доверии к величию иллюзии.
Твое второе письмо и открытку я получила. Я хотела спросить тебя еще вот о чем. Давать ли читать твою статью? Ведь ее моментально украдут, обставив «аппартом». На нее кинутся. В ней много шедевров. Вот на это ответь при случае.
Потом меня интересует Bowra. [175] Мне говорила Чечельницкая, что он критик твой и даже переводчик? Тот ли это, кто написал Greek Lyric Poetry? Ты произносишь «Бавра»? В его книжке много свежего. В толковании Алкмана он, разбойник, дал материал, который я лелеяла для своего «Происхождения лирики». При случае ответь мне.
О Саянове я помню. Жду Катерины, именин его жены, чтоб пойти за статьей.
Готовлюсь к ежегодной научной сессии Университета. Сделаю предварительное обобщение о происхождении греческой лирики. Сейчас занимаюсь Сафо, одним из самых трудных вопросов всей античной литературы. Жду Отелло.
Обнимаю тебя и Зину.
Твоя Оля.
Пастернак – Фрейденберг
Москва, 12.XI.1946
I. Дорогая Оля, спешу ответить открыткой (а то – безденежье, дела, бог знает когда еще смогу написать по-человечески). Самое замечательное – про сравнивающую часть сравнения, про ее реализм, про самостоятельность, про то, что в ней вся суть, что ради нее-то и пишут (лучше всего на примере «образа закипевшей кухонной посуды, где варится свинина»). Но направление интереса в 5 разделе (слишком для меня специально, тут я невежда, – «тотемизм» и пр.) не все доступно, кажется местами насильственным, натяжкой. К 6-му опять выправляется, становится текучим (путь от сравнения к категории качества), это очень хорошо. А вообще страшно близко и похоже на мою манеру думать, и силою и слабостями, и живой, от предмета к предмету переходящей свободой, и грехами ложной (это я про себя… грехи!!) обстоятельности и «абсолютизма». Про свои грехи в Шекспире, для иллюстрации, напишу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
