Яков Цветов - Синие берега

Выстрел. Выстрел. Обойму за обоймой выхватывал Вано из подсумка, заряжал винтовку и стрелял, стрелял, как только в темноте обозначалась цель.

- Ой! - вскинулся голос, не то растерянно, не то испуганно.

- Что?! Скворцов?! Что?! - "И этому пришел конец?"

- Приклад пулей перешибло... - виновато проговорил Скворцов, будто сам винтовку расколол. - Гранатой дам сейчас...

Но гранату швырнуть не успел.

Выстрелить Вано тоже не успел.

Немцы метнули гранаты. Вано и Скворцов шлепнулись на дно траншеи над бруствером вскинулось пламя и чиркнули осколки. Вано упал на спину и, когда убрал руки от лица, снова зажмурил глаза: резко сверкавшие звезды в небе показались ему множеством осколков - вот-вот бухнутся вниз. Будто тугой мешок кто-то бросил в траншею, тяжело свалилось живое, злобно напрягшееся тело.

- Немец!

Под ударом сапога голова Вано отклонилась назад.

- А! - Не от боли крикнул Вано. Боли он не ощутил, словно со стороны смотрел, как чей-то сапог врезался носком ему в подбородок. Он сглотнул кровь, наполнившую рот.

Он оказался перед темной глыбой, свесившейся над ним. Отворотив приклад винтовки, Вано подался головой вперед, готовый ринуться на глыбу и в то же время увернуться от возможного удара. "Немец без автомата, мелькнуло в сознании. - Обронил, видно, когда падал..." В отсвете огня, полыхавшего в стороне, над траншеей, Вано разглядел немца. Высокий, толстый. Он склонился, угрожающе вобрав голову в плечи, раздвинув локти. Перед глазами Вано белели скрюченные пальцы немца, - он старался изловчиться и схватить Вано за горло.

Примериваясь, стояли они друг против друга, и, наверное, ни тот, ни другой не могли отличить своего дыхания от дыхания чужого. "Так, слушай, долго продолжаться не может, - лихорадочно соображал Вано, - кто-то кого-то должен свалить. Свали его, Вано..." И, собрав силы, Вано прикладом двинул немца в бок, даже руки заныли. Сшиб немца. Сшиб!

Вано не успел перевести дух, как тот вскочил, выпрямился, взмахнул руками, словно в воду бросался, и, высокий, толстый, снова бросился на Вано. Вано не выдержал тяжести, ноги подломились, он упал. Немец накрыл его своим широким телом, сомкнул руки на горле Вано и сдавливал, сдавливал. У Вано пресеклось дыхание, и его охватила слабость. Он почувствовал, какие у немца сильные и цепкие пальцы.

Вано все-таки выдернул руку из-под немца. Уперся ладонью в землю, приподнял плечо и пробовал скинуть его с себя. Не получилось. Немец плотно стиснул его, густо дышал кислым ему в лицо, дышал часто, толчками, грудь немца, чувствовал Вано, подымалась и опускалась. Подогнув колени, Вано уткнулся немцу в живот. Силы еще были, но долго держать так колени он не сможет, немец снова его подомнет. Сделав последнее усилие, Вано сбросил с себя немца. Он уже стоял, покачиваясь, на широко расставленных ногах. Одновременно рванулся с земли и немец. Не давая немцу опомниться, Вано вцепился ему в ноги, ниже колен, и тот свалился. Сжав кулак, Вано двинул в правую скулу, в левую скулу, еще раз, еще раз, и еще раз, и потерял счет. Потом нашарил выпущенную из рук винтовку, неловко, как вышло, выстрелил. Немец дернул плечами, головой, всем телом и затих. Он больше не двигался, он лежал, подобрав под себя ноги и выбросив вперед руку, словно все еще хотел дотянуться до Вано.

Вспыхивали ракеты, и бледный свет вырывал из темноты то один, то другой кусок траншеи.

В траншее все еще дрались.

Вано кинулся на крик Анисимова. Обхватив немца, он клубком перекатывался с ним в темноте траншеи. Анисимов хрипел, немец хрипел, у кого-то из них булькало в горле, словно захлебывался. Вано выждал секунду - перед глазами спина немца, и голова, с нее свалилась каска. Со всего маху опустил Вано на голову немца приклад.

- Не лезь, слушай, куда не звали, сволочь-Гитлер! - прорычал, и опять прикладом. - На моей земле только мне жить! - Удар, удар. - Я тебя, слушай, и с того света достану и еще раз убью! Обязательно, слушай, убью! Вот как сейчас... - дышал он прерывисто, тяжело.

Анисимов вскочил на ноги, схватил винтовку, выроненную им, когда немец его подмял, он нетвердо держал ее в трясущейся руке. Растерянный, не двигался с места.

- Ты сдурел, слушай? - прошипел Вано. - Сдурел, да? С одним фрицем чикаться столько, когда их куча вон!..

Анисимов не откликнулся, слышно было, рванул затвор винтовки и побежал по ходу сообщения, где смешались матерная брань и немецкие ругательства.

Кто-то встревоженно дернул Вано за руку.

- Взводный!.. Вано!..

Тухватуллин?

- Немцы!.. лазай!.. наверх!.. Спасай надо дело!..

- Лазай?.. Наверх?.. - Вано не мог, не хотел поверить, что немцы обходили лощину и по гребню спускались вниз, вырывались к берегу. "А огневая точка Леонтенко, Мити Леонтенко, прикрывавшая лощину! Смяли? А Татировский где? Убит? Где он?.." И почему раньше не пришло ему в голову, что может так случиться! Спасать надо дело! Спасать надо дело! Спасать!.. Иначе какого черта нужна была огневая точка и сама траншея? И, значит, напрасна смерть товарищей? Будто прикорнули, они лежали у стенки траншеи он еще не знал кто.

Ракеты широко открывали пространство. Теперь Вано видел их, убитых. В двух шагах от него лежал Петров-второй, Миша, чуть дальше - Скворцов, Анисимов, и еще, и еще, и убитый раньше невысокий, сухощавый боец - второй номер пулеметного расчета... Лица у всех одинаковые, слабого лимонного цвета, тихие, спокойные, словно не они только что матерились, кряхтели, колотили немцев прикладами по головам, по ногам, куда попало.

- За мной все! - Вано кинулся по лощине к берегу. - Тухватуллин! Прикрывай "дегтярем"!

Вано слышал за собой быстрый топот бойцов. Они должны успеть выйти к берегу раньше, чем немцы спустятся с гребня вниз.

Опять холодным пламенем сверкнула ракета. В ее безжалостном свете отчетливо проступила лощина и видны были бойцы, бежавшие по лощине. Вслед им раздавались пулеметные очереди. Вано оглянулся: бойцы падали и не поднимались. И Тухватуллин, увидел он, тоже упал, навзничь, и тотчас оборвалась строчка его ручного пулемета.

Ракеты погасли, а другие еще не успели воспламениться, и в эти секунды темноты Вано и те, что уцелели, переползали и перебегали.

- Ходу! Ходу! - бился в лощине нетерпеливый и настойчивый голос Вано. - Ходу!!.

Вано выскочил из лощины на берег. Несколько немцев уже взобрались на гребень, побежали, тени их спускались по склону. Они уже ступили на прибрежный песок. "Один, два, три, четыре..." Ракета повисла над ними, над Вано, и все залила белым светом. Ночь стояла теперь далеко, справа и слева от света ракеты. "Пять, шесть, семь..." - лихорадочно считал Вано. Он вскинул винтовку, выстрелил. Еще раз выстрелил, еще раз. А по гребню двигались каски, каски, каски, каски... Проклятые каски! Проклятые каски!..