Геннадий Прашкевич - Брэдбери

После сеанса Рей и Мэгги долго ждали автобуса и, не дождавшись, отправились домой пешком. Всю дорогу Рей только и говорил о том, как ему нравятся фильмы Джина Келли и как бы он хотел что-нибудь написать для него.

— Ну, так напиши.

— У меня нет никаких идей.

Мэгги засмеялась:

— А ты поройся в своих ящиках.

И Рей вспомнил о рассказе «Далеко за полночь» и послал его Келли.

Продюсер обрадовался, но, к сожалению, спонсоров для съемок не нашлось.

«Все равно я был польщен вниманием Джина Келли», — позже вспоминал Брэдбери.

В октябре 1962 года повесть «Что-то страшное грядет» вышла в свет.

На русском языке она издавалась под разными названиями: «Недобрый гость», «Чую, что зло грядет», «…И духов зла явилась рать». У каждого переводчика находилось свое понимание приведенных в названии слов Шекспира, которые в четвертом акте «Макбета» произносит вторая ведьма: «Something wicked this way comes…» Или, если быть совсем точным: «By the pricking of my thumbs, something wicked this way comes…»

Вот некоторые варианты.

Кровь застыла, пальцы — лед.Что-то страшное грядет… (Лев Жданов)

Колет пальцы. Так всегдаНадвигается беда… (Я. Григорьева, В. Грушецкий)

У меня разнылся палец,К нам идет дурной скиталец… (Михаил Лозинский)

Палец у меня зудит,Что-то грешное спешит… (Анна Радлова)

Палец чешется. К чему бы? —К посещенью душегуба… (Борис Пастернак)

Палец у меня зудит,Что-то злое к нам спешит… (В. Рапопорт)

У меня заныли кости,Значит, жди дурного гостя… (Юрий Корнеев)

Кстати, в СССР повесть Брэдбери долго не могла выйти.

Официальное отношение к ней откровенно выразила во внутренней издательской рецензии переводчица Нора Галь:

«В городок, где живут Вилл и Джим (герои повести. — Г. П.), при странных, пугающих обстоятельствах приезжает бродячий цирк. Тут есть карусель, которая может кружиться и вперед и назад. С каждым ее оборотом “наездник” соответственно либо стареет на год, либо молодеет — так можно стать и двухсотлетним старцем и совсем малым ребенком. Раньше времени стать взрослым — соблазн, преследующий одного из мальчиков, Джима. Вилл, верный друг, всячески его удерживает, даже силой срывает мальчика с колдовской карусели, чтобы Джим раньше срока не потерял детство, чистоту чувств и помыслов, а заодно и их дружбу…

Другой чудовищный аттракцион в повести — зеркальный лабиринт. Он манит, завлекает, в нем легко заблудиться и сойти с ума среди тысяч собственных отражений, которые показывают человеку его самого — в прошлом или в будущем — и тоже могут обращать его в ребенка или в глубокого старика…

И вот пожилая учительница превращается в несмышленую маленькую девочку, теряет и память, и связи с людьми, никому даже нельзя объяснить, кто она и что с ней случилось, — никто не поверит! А старому библиотекарю — отцу Вилла — этот лабиринт грозит окончательной потерей душевных сил, воли и мужества, преждевременным одряхлением. Тем же равнодушием к себе и окружающему, готовностью сдаться без борьбы грозит отцу Вилла и встреча с незрячей ведьмой. Колдунья издали чует человеческую боль и волнение и прилетает насладиться чужим страданием. Мудрый, но усталый человек, отец Вилла, сначала едва не проигрывает в поединке с ведьмой, которая уговаривает его уступить, отдохнуть: ты только пожелай сам, чтобы сердце совсем остановилось, тогда не будет больно. Силы Зла откровенно наслаждаются человеческими страданиями, но — надо не поддаваться, надо смеяться над ними, тогда победишь, говорит Брэдбери. В книге много ужасов, много надрывного, болезненного. На последних страницах силы Добра все-таки побеждают, но в целом, как это ни печально, — заключала Нора Галь, — книга Рея Брэдбери оставляет самое тягостное впечатление, и я убеждена, что переводить ее не следует!»118

К счастью, книгу перевели и она вышла.

И теперь мы знаем еще одного Брэдбери.

Утренний поезд, с которого на перрон сгружают огромные клетки с хищными животными и всякие тяжелые загадочные ящики… Ужасная волшебная карусель… Комната мрачных кривых зеркал… Страшный музей восковых фигур, заполненный существами в высшей степени несимпатичными, даже злобными… Тут и Мистер Электрико, и Человек-Который-Пьет-Лаву, и Ведьма, и Висельник, и Скелет. И все они — как живые, все они по ночам проникают в город и творят среди людей свои черные дела.

Символ всего самого отвратительного — загадочный господин Дарк.

Всяческие чудеса (не очень приятные) начинаются в повести с того, что друзья Вилл и Джим встречают на улице продавца громоотводов. Верхушка самого лучшего громоотвода выкована в виде полумесяца-полукреста, а вдоль металлического стержня напаяны хитроумные висюльки и завитушки, ну и сам стержень, конечно, щедро покрыт знаками диковинных наречий, цифрами и числами непостижимой величины, пиктограммами в виде небывалых жуков — сплошные щетинки, усики и жвалы…

«— Этот вот египетский. — Джим носом указал на припаянного к стержню жука.

— Точно, парень, — кивнул ему продавец.

— А вон то — финикийские каракули.

— И это верно!

— А для чего? — спросил Джим.

— Для чего? — повторил продавец. — А для чего понадобились египетские, арабские, эфиопские, индейские письмена? На каком языке изъясняется ветер? Какой национальности гроза? Где родина дождя? Какого цвета молния? Куда уходит гром, когда замирает? Ты должен владеть всеми наречиями во всех оттенках и разновидностях, чтобы, когда понадобится, усмирить огни святого Эльма и шары голубого огня, что рыскают по земле точно шипящие кошки. Во всем мире только мои громоотводы слышат, осязают, узнают и шугают любую грозу, откуда бы она ни явилась. Нет такого чужеродного громового раската, который не мог бы утихомирить этот стержень!»

Но отведет ли надвигающуюся беду даже такой мощный громоотвод?

Маленький Джим любит читать книги, но читает он в основном про всякие ужасы и пытки, про потоки раскаленной лавы, льющейся на непокорные головы, про страшные ограбления. Каждый день он и Вилл бегают в библиотеку. Причем, как все мальчишки, они именно бегают!

«Наметив цель, они мчались к ней сломя голову, только пятки да локти мелькали. Никто не побеждал в этой гонке. Никто не стремился победить. Дружба не позволяла им разлучаться в вековечном беге — ухо в ухо, тень в тень. Пальцы вместе хватались за ручки библиотечных дверей, плечи вместе рвали финишные ленточки, теннисные туфли печатали частые следы на газонах; они вместе прочесывали кусты, белками взбирались на деревья, и никто не проигрывал, оба побеждали, сберегая дружбу до будущего времени утрат…»119