Герои моего времени - Михаил Константинович Зарубин
Сколько сил отдает Борис Александрович руководству нашей писательской организацией, известно только Господу Богу, самому Орлову и немного нам, его друзьям, находящимся рядом с нашим уважаемым мэтром. Я вижу, как много бесценного, оторванного от личного творчества времени Бориса Орлова уходит на мероприятия, способствующие проявлению незримого литературного процесса в нашем Отделении Союза писателей России, сколько сил отдает наш Председатель облегчению жизни писательского сообщества. Забывая о себе, Борис Орлов помогает другим, выступая и в роли просителя, и в роли попечителя для всех питерских писателей. Он прикрывает собой, своим авторитетом всех нас, прозаиков и поэтов, публицистов и критиков, всех, кто ныне делает великое дело — литературными средствами созидает историю России и российского народа.
Но, конечно, самое главное в жизни Орлова — личное творчество, возлюбленная поэзия.
Каждый день жизнь нам предлагает разные, неожиданные, подчас невероятные ситуации. Но главное в жизни — любовь. Любовь к людям, к родной земле, к Родине. И все это есть в поэзии и жизни Бориса Александровича Орлова.
Встреча первая. «Научимся святость беречь»
Заседание Общественной палаты, проходившее в Световом зале Смольного, затянулось. Вместо регламентных двух часов оно продолжалось почти три с половиной. Из них — полчаса ждали губернатора, немалая часть времени ушла на традиционное награждение юбиляров, каждому из которых была предоставлена возможность выступить со словами благодарности. И только после этого перешли к повестке дня. Обсуждалась работа комиссий Палаты. Председатели комиссий отчитывались о проведенных мероприятиях, не забывая подобострастно и многословно поблагодарить Комитеты администрации, которые якобы с большим удовольствием участвовали и помогали членам Палаты.
Все это с самого начала приняло минорную тональность и усыпляющий ритм. Участников совещания было немного, что особенно замечалось в невольном сравнении нашего собрания с размерами огромного зала. Да и пришедшие не отличались заинтересованностью и внимательностью. Кто-то перелистывал свои деловые бумаги, кто-то беседовал с соседом, кто-то громко, на ширину плеч разворачивал шуршащую газету. Мне, страдающему от духоты, помогала отвлечься от затянувшегося собрания любимая книга.
Когда, наконец, все закончилось, я, одним из первых спешно покинул зал и, оказавшись на воле, подумал, как же мало мы радуемся простым, обыденным жизненным дарам. Разве не чудо — эта сладкая, насыщенная ароматами зелени парка прохлада, которая сейчас мне казалась даром бесценным.
Солнце, покидая небосвод, уже махало питерцам теплыми ладошками своих последних лучиков-ручек, не торопясь забирать с собой за горизонт весь свет. Поэтому округа была ясной. Хотя с другой стороны неба на город начали наползать тяжелые ночные тучи. Казалось, они несут дождь, бурю, но по опыту жизни я понимал, что ночь только грозит непогодой. А как только она захватит все небо, разляжется от горизонта до горизонта и разнежится, то забудет про свои вечерние угрозы, и, позевывая, утихомирится вместе с городом до того утреннего часа, когда солнечные лучики-ручки отшлепают ее, тучную, неповоротливую, и прогонят обратно за горизонт.
Я как рыба, попавшая в привычный водный поток после того как она случайно побывала на засушливом берегу, глубоко вдыхал сладкий воздух, наполненный ароматами близких деревьев и молекулами невской влаги. Медленно спускаясь по огромным ступеням мраморной лестницы классического здания Смольного, боясь поскользнуться на них, отполированных до зеркального блеска, я вздрогнул от неожиданного сзади приветствия.
— Здравствуй, Михаил Константинович!
Голос Бориса Орлова я узнал сразу. Радостно обернулся.
— Здравствуй, Борис Александрович, — откликнулся я с легким удивлением. — Ну ладно мы, общественники прокаженные, протираем здесь штаны и подметки ботинок, а тебя-то какие ветры сюда занесли?
— Да нет, не ветры и не волны… Деньги! Помощь приходил выпрашивать.
— Какие в Смольном деньги, Борис?
— Самые настоящие. Правда, не в привычном виде, как у меня в кармане, — Орлов импульсивно похлопал себя по груди, — а «бесконтактные».
— Ты, председатель Правления Петербургского отделения Союза писателей России, просишь деньги в Смольном?
— Ну а где их еще просить? Только здесь и можно.
— Я не об этом, зачем они тебе?
— О, дорогой мой Михаил Константинович, тебе ли спрашивать, зачем деньги? Они нужны для самого главного в нашем деле — чтобы издавать книги писателей.
— И что, получилось выпросить?
— Расскажу потом, когда приду в себя, — отшутился от сложного разговора Борис Александрович. — А ты, Михаил Константинович, куда путь держишь?
— До метро хочу прогуляться. Машину специально отпустил. Хоть у меня работа хлопотная, а хожу мало, вот и решил пройтись по любимому городу.
— Мне тоже к метро, пошли потихоньку вместе. Хотя далековато. Может, пару остановок на автобусе проедем?
Пройдя через площадь Пролетарской диктатуры, на углу Суворовского мы долго простояли на остановке. Но ни автобуса, ни троллейбуса не дождались. Как всегда — то ли авария, то ли пробка.
— Пошли дальше, Борис Александрович, тут уж не так много осталось до метро.
— Пошли, Михаил Константинович.
Свернув с Суворовского проспекта, мы направились по Кирочной. Пользуясь случаем, я старался расспросить нашего председателя об интересующих меня вопросах из писательской жизни. Он мало того что знал ее хорошо изнутри, так еще и свою оценку происходящему мог дать. Суждение Бориса Орлова всегда было интересно.
— Борис Александрович, — начал я с соответствующего ситуации вопроса, — ведь писатели прежде были самыми высокооплачиваемыми людьми. Что ж Вы сегодня, как руководитель одной из самых уважаемых в городе организаций, выпрашиваете деньги на издание книг?
— Да, были времена, когда писатель за книгу получал гонорар свыше двадцати тысяч рублей, это когда машина «Жигули» стоила пять тысяч. Союз писателей в советские времена был богатой организацией. Один Литфонд имел мощнейшие средства. Традиция повелась из XIX века.
