Сергей Нечаев - 10 женщин Наполеона. Завоеватель сердец

— Будь у меня сто верных человек, я бы отбил Нея!

Об этих его неосторожных словах тут же узнала бурбоновская полиция, и генерал был арестован. Мария, когда ей сообщили о происшедшем, была в отчаянии и принялась лихорадочно ходатайствовать о его освобождении. В марте 1816 года генерал-бонапартист был выпущен из тюрьмы и выслан в Англию. После краткого пребывания в Лондоне он перебрался в Бельгию, где решил поселиться на длительное время и приготовить кров для будущей семьи. О дне свадьбы они с Марией договорились письменно.

Летом 1816 года Мария, распродав все свое имущество, выехала с сыном в Бельгию, чтобы начать там новую жизнь. Свадьба, отложенная первоначально из-за смерти отца жениха, состоялась только 7 сентября в Брюсселе.

Сразу же после окончания церемонии молодые уехали в свадебное путешествие в Спа и Шофонтен. Вернувшись, они поселились на прекрасной вилле, окруженной садом, в пригороде Льежа.

Семейный биограф утверждает, что Мария, полюбив графа д’Орнано и согласившись стать его женой, решила рассказать ему о себе все, включая «самые интимные подробности своей жизни». Прежде всего это касалось таких щекотливых моментов, как причины ее брака с Валевским и роман с Наполеоном. Мариан Брандыс высказывает по этому поводу следующее мнение:

«Тридцатилетняя женщина — после событий бурной молодости, которые постоянно противоречили ее естественным склонностям и системе моральных понятий, — встречает наконец человека, любимого и любящего, подходящего ей по возрасту и общественному положению, способного обеспечить ей спокойный, устойчивый уклад и нормальную семейную жизнь, словом, предоставляющего все то, чего ей до сих пор недоставало и по чему она постоянно тосковала. В вершинный момент супружеской идиллии эта самая женщина исповедуется и реабилитируется перед любимым мужем; она стремится уверить его (и сама глубоко в это верит), что он — ее первая настоящая любовь, что все, что было до этого, разыгрывалось вне сферы чувств. И разве могла подобная позиция кающейся женщины не отразиться на описываемых событиях?»

По мнению Мариана Брандыса, подобная исповедь «исключала объективный подход к прошлому» и не могла не способствовать «ее мифологизации».

Брак Марии, как говорят, очень огорчил пленника острова Святой Елены. Император, по свидетельствам очевидцев, «всегда сохранял чрезвычайно нежные чувства к мадам Валевской, и не в его характере было позволять тем, кого он любил, любить что-нибудь, кроме него». Расстроившее его известие это он получил лишь 18 января 1817 года. Немного подумав, он все же одобрил брак Марии, хотя в тот момент и в тех обстоятельствах от его мнения уже давно ничего не зависело.

Но Мария недолго наслаждалась счастьем брака.

В конце 1816 года она сообщила мужу, что ожидает ребенка. Шесть с лишним лет назад, в мае 1810 года, она произвела на свет сына без особых осложнений и полагала, что и сейчас все будет так же. Она не обратила внимания на некоторые особенности, которые с самого начала отличали эту беременность, объясняя их тем, что просто стала старше. Между тем беременность протекала тяжело: Мария быстро утомлялась, ее мучил токсикоз. Наконец, она решила съездить на родину, чтобы посоветоваться со знаменитым варшавским гинекологом, доктором Чекерским, который помогал ей при родах Александра. Генерал пытался отговорить жену от далекой и утомительной поездки, но она настояла на своем и в первых днях января 1817 года уехала из Льежа.

24 января она писала мужу:

«Мой единственный, дорогой!

Я прибыла в Валевицы вчера в девять вечера. Сегодня утром меня разбудило твое письмо, озарившее мне день. Оно пришло быстрее, чем я доехала, но что поделаешь, у него нет старых костей и ему не приходится трясти их на ухабах. Дорогой, ты не представляешь себе здешних дорог! Я думаю, что до тебя уже дошли некоторые из писем, отправленных мной, когда только бывала возможность; но я хотела бы, чтобы это было другим. Это ответ на твое письмо, которое я поняла и которое меня сделало счастливой. То и дело читаю его и буду еще перечитывать. Наша разлука часто гнетет меня своей тяжестью, но эта тяжесть исчезает, когда я полностью сознаю, как мы тесно друг с другом связаны <…> О, муж мой, который является мною, в каком бы ни был ты отдалении, ты всегда со мной! То, что ты пишешь об Александре, радует меня и наполняет весельем. Поцелуй его и потрепли за волосы от моего имени. Не хочу скрывать от тебя, что чувствую себя довольно слабой. Иногда бывает предчувствие чего-то, чего я страшусь. Делаю все, чтобы этому не поддаваться; стараюсь думать, как бы ты над этим подшучивал; стараюсь бороться с глубоко укоренившейся во мне, я знаю об этом, склонностью не противодействовать беде, которая мне угрожает. Ничто не помогает, даже мысль о спящем во мне ребенке. Какое-то глупое состояние, и сегодня, когда буду в Кернози, помолюсь еще раз в часовне и найду силы посмеяться над своими страхами. Я вижу, что это письмо, которое должно было быть таким теплым и нежным, опечалит тебя. Но все же пошлю его, потому что как же я могу что-то скрывать от тебя? Ты будешь хотя бы знать, что я отношусь к нашей женитьбе так же, так ты. Это сущая правда. Если бы я знала, что умираю, то плакала бы не от того, что ухожу из этого мира, а от мысли о твоем одиночестве после моего ухода. По мере того как я пишу тебе, моя смелость оживает, но письмо посылаю тебе трусливое, потому что я трусиха. Прости меня, дорогой. Малышу напишу.

Твоя всегда любящая жена

Доктор Чекерский после тщательного исследования пациентки установил у нее полное истощение организма и застарелую болезнь почек, которая под влиянием беременности угрожающе обострилась. Врач заявил будущей матери, что ей ни в коем случае нельзя будет самой кормить ребенка, так как она может поплатиться за это жизнью. С таким диагнозом Мария вернулась в Бельгию.

Между тем токсикоз все не прекращался и продолжался до того самого момента, когда у нее начались схватки. Наконец, 9 июня 1817 года она родила сына, которого назвали Рудольфом. Мальчик получился большой и хорошо развитый, но его рождение оказалось роковым для матери. Произведя на свет третьего сына, Мария совсем слегла.

Мучаясь от боли (вероятнее всего, это была почечно-каменная болезнь) и чувствуя приближение конца, она настояла на том, чтобы муж добился у военных властей разрешения вернуться в Париж. Она хотела умереть во Франции, ставшей дня нее второй родиной.

В начале ноября 1817 года мужу удалось перевезти жену в Париж. После утомительного путешествия с долгими остановками на каждой станции больную уложили на удобную постель в ее парижском особняке, который ей некогда подарил любимый человек — император Франции. Во французском армейском архиве сохранился лаконичный рапорт генерала от 30 ноября 1817 года, посланный военному министру: