Иван Гребенюк - На далеких рубежах

Таким было это знакомство. Не совсем обычным и не очень приятным. Но все же знакомство состоялось. И когда сегодня приземлился последний самолет и генерал вышел из СКП, Телюков сразу же узнал его среди других офицеров, хотя все они были одеты по-летному. Даже в кожаном костюме на меху и в мохнатых унтах -- теплой спецодежде -- генерал сохранял свойственные ему выправку и бодрый вид. Направляясь к летчикам, которых майор Дроздов выстроил в шеренгу перед самолетами, генерал чеканил шаг, как на параде.

И до чего же действовала сила личного примера начальника! Наблюдая за генералом, летчики в свою очередь старались выглядеть такими же подтянутыми и молодцеватыми. Даже Байрачный перестал зябко ежиться и, казалось, уже не чувствовал мороза, "колесом" выпячивая грудь, как учил некогда старшина...

-- Здравствуйте, товарищи! -- поздоровался генерал, остановившись со своей свитой перед строем.

-- Здравия... желаем... товарищ генерал! -- прокатилось над снежным полем.

Генерал поздравил летчиков с успешным перебазированием, объявил им благодарность, пожелал всего наилучшего в службе и личной жизни. Потом представил командира дивизии полковника Шувалова и, решив больше не задерживать летчиков на морозе, отпустил их.

О цели перебазирования и о задачах полка рассказал в подземелье дежурного домика.

...Неспокойно здесь, на далеких рубежах Отчизны. Чуть ли не каждую ночь вблизи государственной границы появляются чужие самолеты. Случалось, они пересекали границу с целью разведки. Были даже случаи высадки шпионов. Двух полков, которыми располагает дивизия, мало для надежной охраны границы. Возникла потребность в третьем.

-- И отныне здесь, -- генерал провел рукой по карте с севера на юг, -не должен пройти ни один чужой самолет. Слышите? Ни один! Либо посадить, либо сбить. Ясно? -- генерал повернулся к подполковнику Поддубному.

-- Ясно, товарищ генерал!

Вскоре генерал вместе с полковником Шумиловым и подполковником Поддубным вылетел на Як-12 в штаб дивизии, а летчики отправились в авиационный городок. Каждый из них чувствовал себя как на фронте.

Авиационный городок притаился в тайге. Внешне он походил на только что построенный санаторий. За двумя двухэтажными деревянными домами -- ДОС-ами -- тянулся ряд таких же двухэтажных коттеджей, сложенных из бревен. В стороне, среди могучих пихт, хмурых елей и желтокорых берез, выглядывало каменное сооружение казармы.

Глушь и тишина. Безлюдье. Пахнет сосной, свежесрубленным тесом, горелыми головешками и еще чем-то незнакомым для людей, прибывших с юга.

Но в то мгновение, когда автобусы, которые везли летчиков, прошли под шлагбаумом, неожиданно в медные трубы ударил духовой оркестр. Звуки эхом прокатились по тайге.

Высыпали из казарм солдаты, появились на улице ребятишки. Городок ожил, засуетился, разбуженный оркестром.

На трубах играло пятеро солдат, а шестой бил в барабан. Руководил этим творческим коллективом толстяк в шинели офицерского покроя с погонами старшины -- сверхсрочник. Он неуклюже махал большими руками, выпячивая и без того солидное брюшко.

-- Ого, как развезло маэстро на армейских харчах! -- заметил Байрачный, заинтересовавшись оркестром.

Выпрыгнув из автобуса, он подошел к старшине:

-- Любительский?

"Маэстро" уронил руки по швам, еще больше выпятил живот, напуская на себя вид бравого вояки. Ему было невдомек, что, чем сильнее он пыжился, тем смешнее выглядел. Таких "вояк" нередко можно встретить среди тыловиков, уже давно позабывших о строевой подготовке.

"Маэстро", очевидно, не расслышал или не понял вопроса и молча хлопал глазами.

-- Я спрашиваю: любительский оркестр? -- повторил Байрачный.

-- Да, да, любительский, -- закивал головой старшина.

-- О, это неплохо, если здешняя база располагает собственным оркестром. Можно танцы устраивать для молодежи, а то здесь небось скучища?

-- Так точно, скучища! -- отрубил старшина, приняв летчика за одного из полкового начальника.

Это польстило Байрачному, и он, напустив на себя солидность, продолжал допытываться и делать замечания:

-- Труб у вас маловато. Боритон один, а кларнета и вовсе нет. А что ж это за оркестр без кларнета? Нужно приобрести. Обязательно! Кларнет -- это духовая скрипка, душа каждого музыкального коллектива.

-- Разрешите доложить: инструмент имеется, кларнетиста нет. Был один, но он шофером работает, уехал куда-то. А баритонист -- поваром на кухне; тоже при службе сейчас.

Доложил и снова замер в стойке "смирно".

-- Вольно, вольно, -- снисходительно улыбнулся Байрачный, увидя на лбу маэстро проступивший от волнения пот. -- Я интересуюсь вашим оркестром потому, что сам являюсь руководителем полковой художественной самодеятельности.

-- И только? -- вырвалось у старшины. И сразу же куда только девалась его строевая выправка. -- А я -- начальник клуба старшина Бабаян. Собственно, клуба как такового еще нет, но оркестр имеется.

С выражением лица, в котором безошибочно можно было прочитать: "Ступай себе своей дорогой и не морочь мне голову", старшина повернулся к музыкантам и взмахнул руками, как заправский дирижер.

"Вот каналья, одних начальников признает", -- подумал Байрачный, входя в столовую.

Ее зал вполне мог бы соперничать с хорошим рестораном -- просторный, чистый, уютный. Столики, за которыми сидели летчики, обслуживали миловидные официантки. На каждом столике стояло по четыре бутылки с какими-то напитками, бросались в глаза яркие этикетки. Байрачный увидел обычный лимонад. Но, присмотревшись, обнаружил и наполненные стограммовые рюмки.

Майор Дроздов произнес тост за успешное перебазирование, и Байрачный поспешил к столу, где сидели его товарищи по звену. Чокнулись, выпили и принялись за маринованные грибы и соленые огурчики, поданные на закуску.

-- Неплохо встречают нас -- с музыкой и выпивкой, -- заметил Байрачный. -- И хотя, друзья мои, здесь холодно, но будет значительно лучше, чем в Каракумах. Тайга, море, свежий воздух -- как на курорте.

-- На курорте, говоришь? -- поднял потухшие глаза Калашников. -- К черту такой курорт! Это -- дыра, волчья нора!

-- Чудак человек! Да ведь здесь для тебя как для художника -- раздолье! Богатейшая натура, девственная тайга. Знай пиши!

-- Не мели языком, Гриша, -- сердился Калашников. -- Боком и тебе выйдет эта девственность. Лучше бы ты подумал, в чем будет ходить твоя Биби? Ведь ты сам говорил, что у нее нет ни зимней одежды, ни обуви.

Байрачный растерянно повел округленными зелеными глазами. Верно, об этом он не подумал. И пальто у Биби демисезонное, и теплого платка нет, и обувь курам на смех -- лакированные туфельки да босоножки. Жила-то она на юге...