Борис Васильев - Скобелев, или Есть только миг…

— У турок на три, от силы — на пять дней продовольствия, — сказал Тотлебен на военном совете. — Учитывая это, полагаю, что Осман-паша попытается прорвать осаду. Прошу командира гренадерского корпуса Ивана Степановича Ганецкого и генерала Скобелева быть предельно внимательными.

Вечером 27-го ноября турки прекратили ружейный огонь по частям Скобелева. Обеспокоенный этим Михаил Дмитриевич тотчас же разослал разведывательные группы, а через полчаса один из секретов привел перебежчика.

— Осман-паша с рассветом уйдет из Плевны.

Скобелев сразу же уведомил Тотлебена и Ганецкого. И вовремя: разведка донесла, что турецкие траншеи опустели.

— Вперед, — распорядился генерал. — Занять турецкие позиции и неотступно следовать за противником.

Получив сообщение от Скобелева, Ганецкий выслал дозоры к Плевне со строгим приказом не открывать огня и не мешать противнику выходить из города.

— Гренадеры встают быстро, а посему солдатам спать, — сказал он. — Тревогу играть по моей ракете, а отсюда следует, что господам офицерам придется бодрствовать.

Ночь на 28-е ноября выдалась темной и холодной. Сторожевые посты ничего не видели, но слышали нарастающий гул, шум шагов и скрип обозов. Не сомкнувший всю ночь глаз Ганецкий получал донесения об этом через каждые полчаса.

Предутренняя мгла долго не давала разведчикам рассмотреть, что происходит возле переправ через реку Вид. А шум все нарастал и нарастал, и когда наконец-таки утреннее марево стало рваться, передовые посты увидели противника.

Рядом с каменным мостом через реку турки за ночь возвели еще один из тесно составленных повозок, крытых фашинами и досками. По мостам сплошным потоком шла пехота, выстраиваясь в боевой порядок на противоположном берегу. Не успевшие переправиться густые массы аскеров, артиллерия и обозы покрывали весь Плевненский берег.

Осман-паша бросал на прорыв всю свою армию.

Глава девятая

1

— Слава Тебе, Господи! — торжественно перекрестился Ганецкий, получив донесение об этом. — Сигнал! И общая тревога!

В небо взвилась ракета, по всей линии русских войск зарокотали барабаны. И тотчас же турецкие батареи с возвышенности у моста открыли огонь. Бой начался. Еще били барабаны, еще выстраивались колонны, а Ганецкий, пришпоривая коня, уже мчался к передовым траншеям, занятым сибирскими гренадерами.

— С праздником вас, Иван Степанович, — приветствовал старого генерала начальник штаба полковник Маныкин. — Противник стремится в бой, не закончив переправы.

— А кто это впереди, с биноклем? — заинтересованно спросил Ганецкий. — Усищи из-за щек торчат?

— Представитель главнокомандующего Александр Петрович Струков. Только что прибыл.

— Что насмотрел, Струков? — спросил Ганецкий, подъезжая.

— Две особенности, Иван Степанович. Во-первых, турки не ведут ружейного огня, а во-вторых, машут развернутым знаменем, — Струков протянул бинокль. — Извольте взглянуть.

Ганецкий сдвинул на затылок фуражку лейб-гвардии Финляндского полка, которую надевал только в боях, и по-стариковски неторопливо взял бинокль. Приладив, долго всматривался в турецкие цепи, которые продолжали развертываться в заиндевелой низине.

— Что не стреляют, понятно: патронов мало, — сказал он, возвращая бинокль. — А знамя поглавнее. Оно зеленое, Струков. Это — знамя Пророка, и значит, отступать они не будут. Ну что ж, тем лучше. Маныкин, резервы береги. Мне точно знать надобно, куда Осман рвется: к Софии или к Дунаю. Это тебе поручаю, Струков. Не упусти момент, когда их обозы заворачивать начнут.

— Они пошли в атаку! — крикнул Струков. — Да как стремительно! Черт возьми, молодцы турки!..

— Артиллерии открыть огонь, — буднично распорядился Ганецкий. — Ну, сибиряки, вам насмерть стоять.

Аскеры с ружьями наперевес мчались через поле. Русские батареи открыли огонь, осыпая атакующих шрапнелью, но турецкие солдаты, закаленные штурмами и верой в своего непобедимого вождя, сегодня не замечали ни пуль, ни снарядов. На месте убитых появлялись новые воины, зеленое знамя металось вдоль всего фронта: турки неудержимо рвались вперед. Им предстояло пробежать по низменной равнине, и они пересекли ее, несмотря на то, что гренадеры на последних сотнях шагов начали залповый огонь. Аскеры падали десятками, живые, не задерживаясь, топтали мертвых и раненых, и дикие крики «Алла!..» уже заглушали ружейную пальбу.

Вслед за атакующими на рыжем жеребце ехал всадник в черном. Когда аскеры, добежав до первой линии русских траншей, ворвались в нее, завязав штыковой бой, он придержал коня, наблюдая за рукопашной, мановением руки посылая в атаку все новые и новые таборы. Над головой рвалась шрапнель, жеребец, приседая, прядал ушами, но Осман-паша, сдерживая его, не ведал страха.

Свежие таборы турок волнами накатывались на первую траншею, где шла ожесточенная схватка. Большая часть сибиряков легла в этом бою, выиграв несколько драгоценных минут. Завладев траншеей, турки без малейшей передышки ринулись на вторую линию, но часть их, внезапно изменив направление, атаковала русскую батарею. Артиллерийская прислуга была переколота, но тут подоспел Малороссийский полк. Гренадеры с ходу бросились в бой, пособив изнемогающим сибирякам, и все смешалось во второй линии — сибиряки, турки, украинцы, лязг оружия и рев сотен глоток.

— Прикажете поторопить резервы? — нервничая, спросил Ганецкого полковник Маныкин. — Турки жмут небывало. Мне только что сообщили, что малороссийцы уже потеряли трех батальонных и свыше половины ротных командиров.

— В последней линии задержим, — спокойно сказал Ганецкий. — Впрочем, ради солдатской уверенности прикажите Лашкареву стать позади третьей линии. А резервы придержите, я еще не понял, куда рвется Осман-паша. Коли противник не спешит с резервами, то и нам торопиться не след.

Яростного порыва турок хватило, чтобы выдержать рукопашную и взломать вторую линию окружения, но силы их были подорваны. Вырвавшись из траншей на предполье третьей линии, они бежали тяжело и медленно. Оценив это, опытный генерал Рыкачев приказал архангелогородцам с вологодцами открыть огонь. Встреченные залпами в упор уже выдохшиеся аскеры залегли, ожидая помощи из глубины, откуда по обеим мостам все еще переправлялись войска и артиллерия. В штурме наступило некоторое затишье, пользуясь которым Лашкарев развернул позади последней линии своих спешенных кавалеристов.

— Турецкие обозы и артиллерия смещаются к левому флангу! — неожиданно закричал Струков.