Пол Баррел - Королевский долг

Джонатан Димблби позже заявил, что он не хотел, чтобы его книга причинила боль или обидела принцессу. Но принц официально признался перед камерами в том, что изменял принцессе с Камиллой Паркер Боулз. Принцесса такого никак не ожидала. И все обитатели Кенсингтонского дворца не могли понять, как этот факт мог быть сочтен безобидным. Пока фильм готовили к показу, принцесса с беспокойством размышляла о том, что могут показать в этом фильме. Эти дни ей помогали пережить Люсия Флеча де Лима, Аннабель Голдсмит, Сьюзи Кассем и герцогиня Йоркская, которая приехала в Кенсингтонский дворец, чтобы поддержать подругу. В день показа фильма поддержка пришла и из Сент-Джеймсского дворца. Герцогиня Кентская — великолепный образец доброты и дружелюбия — приехала к Диане и уговаривала ее крепиться во что бы то ни стало. «Но как я смогу смотреть людям в глаза после этого?» — спросила принцесса. Если бы только в тот момент ее слышали циники, которые видели в ней кокетку, намеренно заигрывающей со СМИ, чтобы попасть на первые полосы!

В тот вечер, когда вся Британия замерла в ожидании у экранов телевизоров, принцесса отправилась на давно запланированный ужин в галерее «Серпантин» в Гайд-парке.

Она считалась покровительницей этой галереи, была другом ее директора лорда Паламбо, а сюда приглашена была лордом Гори, председателем Совета по искусствам Великобритании. Собираясь на этот ужин, она сильно нервничала, переживала из-за фильма и из-за того, как она будет выглядеть на ужине. Возле галереи телеоператоры уже приготовились заснять ее появление. Они хотели узнать, какое впечатление произвел на нее фильм Димблби.

За целый час до выхода принцесса уже была готова и мерила шагами лестничную площадку на втором этаже. Сидя внизу, в буфетной, я слышал скрип половиц. Вдруг она остановилась: «Пол, ты там?» Я взлетел по лестнице. Принцесса стояла подбоченившись. На ней было темно-синее платье с поясом, белыми атласными манжетами и белым воротником-стойкой. «Ну как тебе?» — нервно спросила она. Я помедлил с ответом, и ей это не понравилось. «Значит, не то?» Она безвольно опустила руки.

В отношении одежды принцесса всегда больше прислушивалась к мнению мужчин, чем своих камеристок. Именно поэтому тогда, в Пакистане и Чехословакии, она просила нас с Мервином Уайчерли оценить ее внешний вид. Она хотела слышать возгласы восхищения. В Кенсингтонском дворце она часто останавливалась посреди лестницы в новой шляпке или в новом костюме и спрашивала: «Ну как? Нравится?» Иногда, надев новое платье, она выходила на лестницу, надев колготки только на одну ногу и спрашивала: «Как лучше: с колготками или без?» Бывало, что принцесса выходила, надев на ноги разные туфли: одну на плоской подошве, другую — на высоком каблуке. «На каблуках или так?»

Однажды во время примерки платья от Жака Азагури, когда она стояла в гостиной как манекен, пока ассистентка кутюрье Соланж крепила по подолу красного платья тонкий шифоновый шарф, принцесса позвала меня: «Разве не прелесть, Пол? Жак просто гений».

Когда принцесса ждала восхищения, трудно было ее разочаровать. Но я давно предупредил ее: «Если хотите, чтобы вам сказали правду — спросите меня. Если не хотите — не спрашивайте».

И в тот вечер, когда она собиралась в галерею «Серпантин», я вынужден был ее расстроить.

— Сегодня, именно сегодня вы должны выглядеть просто неотразимо. Поэтому мне кажется, это платье не подойдет. Простите, — честно сказал я.

— Но мне больше нечего надеть! — запротестовала Диана. Я помчался в гардеробную, принцесса последовала за мной. Мы долго перебирали платья, наконец я выбрал черное, блестящее:

— Может, вот это? Принцесса поморщилась:

— Нет, слишком старое.

Я продолжил поиски и наконец обнаружил черное короткое платье от Кристины Стамболиан. Принцессе оно нравилось, но она боялась, что может не влезть в него, потому что из-за активных занятий спортом у нее стали шире плечи.

— Есть только один способ проверить. Она удалилась переодеться.

Когда она вернулась в этом черном креповом платье с лямкой на одном плече, то выглядела божественно.

— То, что надо, — сказал я.

— Тебе не кажется, что это как-то слишком? — спросила она, указывая на глубокий вырез.

— По-моему, просто замечательно.

Мы прошли в спальню. Она достала из сейфа чудесное ожерелье — жемчужное с крупным овальным сапфиром в центре, опоясанным двумя рядами бриллиантов, — это был подарок королевы-матери на помолвку Чарльза и Дианы.

Уже пора было выходить, а она все мерила шагами лестничную площадку.

— Ну чего я так нервничаю? — спросила она, злясь на саму себя.

Я знал, что ее сейчас нужно поддержать.

— Вы выглядите просто шикарно. Вы всех поразите своим видом, — сказал я.

— Гм, — удивительно, как это она сама не замечала очевидного.

Принцесса часто говорила мне, что самое главное — это то, как ты приходишь и как уходишь: «Это самое главное, Пол». И сейчас я ей об этом напомнил, добавив:

— Не забудьте выйти гордо, расправив спину, с высоко поднятой головой, пожимайте руки уверенно, скажите себе: «Я — принцесса Уэльская». И не забывайте об этом на протяжении всего приема.

Она резко вздохнула.

— Тогда — вперед, Пол.

Мы спустились по лестнице и вышли из дворца. Когда я захлопнул за ней дверцу машины, она мне широко улыбнулась. Машина тронулась, и я помахал ей рукой.

Позже, этим же вечером, я посмотрел новости. Там показали, как она приехала в галерею. Она решительно вышла из машины, уверенно подошла к лорду Паламбо, пожала ему руку и заулыбалась так, словно чужие мнения ее совершенно не интересуют. Фотографии с того вечера стали широко известны. На следующее утро они появились во всех газетах. «Вот это да!» — кричала «Дейли Миррор». А как же Чарльз? «Не годится в короли», — писала та же газета.

Когда принцесса вернулась во дворец, она уже знала, что в фильме принц Чарльз признался в изменах жене. Поэтому принцесса пришла грустная. Ее не радовало даже впечатление, которое она произвела в галерее. Она отказалась от еды. Не захотела даже выпить чаю. Прошла прямо к себе в спальню, и я выключил свет, оставив гореть только лампочку над дверью.

Глава девятая

«БОСС»

Нельзя сказать, что жизнь в Кенсингтонском дворце была легкая. Жизнь вообще нелегкая штука, а для прислуги, работавшей на особу, которая жила в апартаментах № 8 и № 9, она была совсем не сахар. Точно так же, как в других сферах — в семье, в браке, в дружбе, — в работе счастье порой поворачивается к тебе спиной. Жизнь с нашим Боссом была похожа на американские горки. Слабые и не очень смелые такое не выдерживали. Бывали взлеты, но бывали и падения, многих ужасала скорость и слишком резкие повороты, им часто казалось, что все выходит из-под контроля. Но у принцессы никогда ничего не выходило из-под контроля. И она сама принимала решения — временами поразительно жесткие — о том, кто останется с ней, а кто — за бортом. Дольше всего оставались с принцессой те, у которых хватало твердости духа; нельзя было ни рассуждать, ни задавать вопросы, нужно было принимать ее такой как она есть, со всеми достоинствами и недостатками, и всегда помнить, что Диана — чудесный, любящий, добрый человек.