Игорь Тимофеев - Ибн Баттута
Несмотря на постоянные войны и углубляющуюся феодальную раздробленность, Тунис в первой половине XIV века все еще был одним из самых процветающих торговых городов Североафриканского побережья. Ежедневно десятки кораблей, груженных зерном, финиками, оливковым маслом, коврами, кораллами, оружием, шерстью и кожами, покидали тунисский порт, направляясь к берегам Италии и других средиземноморских стран. Одновременно под разгрузкой стояли генуэзские, пизанские, венецианские и арагонские торговые суда. Тесные склады юродской таможни были битком набиты всевозможными товарами — винными бочками, клетками с ловчими птицами, высокохудожественными изделиями из дерева, металла и стекла, благовониями, пряностями, лекарственными травами, пенькой, льном, хлопком, дорогими тканями. Как и правители Марокко, десятипроцентную пошлину, взимаемую с ввозимых в страну товаров, хафсиды предписывали отчислять в халифскую казну. Золотые динары и серебряные дирхемы местной чеканки можно было встретить на рынках Европы, Леванта и даже далекой Индии.
В восточной части города, недалеко от построенного на берегу озера арсенала, находились многочисленные фондуки христианских купцов. Здесь торговые люди хранили свой товар, здесь же находили убежище в случае мятежей и погромов. Интересы европейцев в Тунисе защищали консулы, аккредитованные при халифском дворе. Два флорентийских купца — Аччайуоли и Перуцци — имели в Тунисе постоянные торговые представительства и, ссужая халифу значительные суммы денег, пользовались огромным политическим влиянием при дворе. Постоянному расширению торговых операций способствовало морское страхование и наличие специальных договоров, защищавших личность и имущество иностранцев.
Торговля чаще всего велась в кредит, но случалось, что расплачивались и звонкой монетой. В помещениях таможни устраивались шумные аукционы с помощью наемных драгоманов, которые умело вели торговый спектакль на нескольких языках. Иногда выгодные сделки заключались между частными лицами за пределами таможни, но в этих случаях власти не несли никаких моральных обязательств, а недобросовестностью грешили как христианские, так и мусульманские купцы.
Опасаясь нападения пиратов, перед выходом в море купцы нанимали мощный конвой. Это зачастую приводило к кровопролитным морским баталиям, разыгрывавшимся в виду берега на глазах у бессильных что-либо сделать властей. Особенно дерзко действовала шайка корсаров под предводительством католического авантюриста Романа Мунтанера, основавшего своеобразную пиратскую республику на острове Джерба, недалеко от берегов Туниса.
Остров Джерба был отвоеван мусульманами в 1335 году, но это, по-видимому, не привело к существенному сокращению морского разбоя, вписавшего в историю средневекового Средиземноморья немало драматических страниц.
Далеко за пределами Туниса шла слава о его знаменитых рынках. В их прохладном полумраке ни днем ни ночью не замирала оживленная торговая жизнь. Перекрытые кирпичными сводами, эти рынки напоминали пещеру сорока разбойников из сказок «1001 ночи»: сюда стекались богатства со всех концов обитаемого мира.
На манер большинства мусульманских городов Тунис состоял из укрепленной крепости — касбы, мусульманского подворья — медины, где находились мечети и медресе, а также изолированных друг от друга кварталов, где проживали иностранцы.
Иностранцев, большей частью европейского происхождения, в городе было много. Несколько сот каталонцев составляли личную гвардию халифа, доверявшегося их корыстолюбию больше, чем доброй воле своих единоверцев. Их верность халиф щедро оплачивал звонкой монетой. Намеренно препятствуя их сближению с городскими жителями, он разрешал им открыто молиться в христианских церквах. Кроме них, в Тунисе всегда хватало ренегатов из числа принявших мусульманство бывших рабов, христианских пленников, отбитых в морских сражениях у пиратов, католических клириков, обслуживающих приходы христианских общин, францисканских и доминиканских миссионеров, которые в XIV веке бродили по дорогам всего мира.
Медресе аль-Кутубийин, где остановился Ибн Батту-та, стоит в самом центре медины, рядом со знаменитой Большой мечетью — Джами аз-Зейтуна. Медина обнесена мощной крепостной стеной, с западной стороны к ней примыкает городская цитадель — касба, сооруженная еще в эпоху альмохадов и значительно реконструированная хафсидскими халифами. Здесь же, в медине представляющей собой сеть узеньких улочек, змеящихся, как ручейки, среди беспорядочно прилепленных друг к другу плосковерхих мусульманских построек, находятся торговые ряды, лавки ремесленников, цирюльников, приземистые купола общественных бань. В эти знойные дни в городе необычно тихо. У лавок с полуопущенными навесами роятся мухи, отгоняя их, подрагивают плешивыми ушами привязанные к дверным кольцам невозмутимые ослики. На улицах ни одного прохожего, лишь изредка мелькнет, пугливо прижимаясь к стене, закутанная в черное покрывало женская фигурка или прогромыхает, вздымая клубы пыли, деревянная повозка с арбузами или дынями, накрытыми дерюгой, обильно смоченной в воде.
Идут последние дни месяца рамадана. В этот месяц мусульмане постятся: от восхода солнца до захода воздерживаются от еды и питья. Ближе к вечеру город несколько оживляется, наполняется резкими запахами готовящейся пищи, возбужденными голосами правоверных, ожидающих сигнала к разговению. Но сигнал этот будет дан, лишь когда белая нитка станет неотличимой от черной в сгущающейся темноте, а до этого прикоснуться к еде или к женщине — значит взять на свою душу тяжкий грех.
В Тунисе Ибн Баттута проводит дни веселого праздника, которым по традиции завершается месяц великого поста. Самое яркое событие праздника — торжественный выезд халифа на молитву в Джами аз-Зейтуна.
Исключительная помпезность и изощренность церемониала призвана подчеркнуть незыблемое могущество хафсидского трона. Под приветственные крики толпы, с утра ожидающей у ворот царской резиденции Каср Та-бья, молодой халиф выезжает верхом на белом коне. Грохот барабанов и звон литавр сливаются с ликующим тысячеголосым криком приветствий и славословий. За султаном, волоча по земле полы белоснежных бурнусов, горделиво шагает его многочисленная свита — придворные, знатные вельможи, высокопоставленные шейхи. Шелестят, развеваясь на ветру, разноцветные языки знамен из вышитого шелка, и выше всех покачивается на тонком древке белый халифский штандарт, символ могущества и власти.
Вооруженная охрана из христиан-наемников стройными рядами топает вслед за придворными, глотая поднимающуюся из-под их ног пыль. Надменно задрав вверх щетинистые подбородки, колонну замыкает регулярное войско — джунд, пестрый сброд неустрашимых головорезов из турок, андалузцев, арабов, персов, переметнувшихся в мусульманство христиан…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});