Любовь Овсянникова - Те, кто помнил Цветаеву

Марине Цветаевой, март 1922

Ты входишь музыкой и ветромКолдуешь словом — до утра,Я слушаю — струенье Леты,Я слышу — в мире нет утрат.Неисчерпаемая радость,Нечеловеческая грусть;Под бубенцовою усладойНа всю заржавленную Русь.Пусть на весах своих бумажныхСлепцы без плоти и душиПытаются с усмешкой важнойНад пеньем ветра суд вершить, —Пой вероломством, пой любовьюНад каждым лбом, что сонно хмур,— Жар-птица с золотою кровью,Дыханьем каждым — трубадур!

Марине Цветаевой. 22.VI.1922

Рвать цветы, но не вязать букеты,Проходить ненужные мосты —Так живем на свете — я и ты;Это потому что мы поэты.Отражая все земные светы,Лишь своей не скажем полноты.Мы с тобой больны от красотыИ от блеска снящейся нам Леты.Может быть, рассеянных нас много?Люди милые, что скажете нам?.. что?Мы любимые приемыши у Бога,И за память твердую: «всё – сон»Лучшую из явей дал нам Он.

На склоне лет Звягинцева оставила интересные воспоминания о своих именитых друзьях и знакомцах (Екатерине Рощиной-Инсаровой, Валерии Брюсове, Борисе Пастернаке и др.), частично опубликованные в советской печати.

В 1917 году она успешно окончила курсы сценического искусства Е. Н. Музиль и стала профессиональной актрисой. В 1917–1922 годах работала в профессиональных столичных труппах — в театре Комедии, затем театра Мейерхольда, во Втором Советском передвижном театре, в Театре РСФСР.

В 1922 году Звягинцева навсегда ушла со сцены, много занималась переводами, свои стихи начала писать только в 1964 году.

***

Ни твоей, ни своей, ничьей —Никакой не хочу иронии.Прятать боль под бронёй речей!Не нуждаюсь в их обороне я.Если боль — так пускай болит,Если радость — пусть греет, радуя.Не к лицу нам, боясь обид,Жар души заменять прохладою.Снег идёт — он и бел как снег,Небо синее — значит синее.Если смех — так не полусмех,И никак уж не над святынею.Я хочу прямой красоты,Не лукавого обольщения,Я хочу, чтоб заплакал тыОт восторга, от восхищения.Как ни смейся, как ни язви —Это дело для всех стороннее.Людям нужен лишь свет любви,А не злой холодок иронии.

***

Ну как же не бывает чуда!А наши замыслы, мечтанья,Пришедшие невесть откуда,А слов певучих сочетанья.Нечаянная встреча с другом,Почти похожая на счастье,Заболевание недугом,Который называют страстью!Да что там чувства! Даже листьяНа улице осенней мокрой.Какой Сарьян, взмахнувший кистью,Писал их суриком и охрой?Потом зима, весна и лето —Ещё три настоящих чуда.А как назвать иначе это,Никто не выдумал покуда.А музыка, а лес, а горыИ море, ну, конечно, море,Степные знойные просторыС полынью горькою, как горе…Да я бы сотни насчиталаЗемных чудес. Одно лишь худо:Магического нет кристалла,Чтоб всем увидеть в чуде — чудо.

***

Непреодолимый холод.Кажется, дохнешь — и пар!Ты глазами только молод,сердцем ты, наверно, стар.Ты давно живешь в покое…Что ж, и это благодать!Ты не помнишь, что такое,что такое значит ждать.Как сидеть, сцепивши руки,боль стараясь побороть…Ты забыл уже, как звукимогут жечься и колоть…Звон дверных стеклянных створок,чей-то близящийся шаг,каждый шелест, каждый шорох,громом рушится в ушах.Ждешь — и ни конца, ни краядню пустому не видать…Пусть не я, пускай другаятак тебя заставит ждать!

Жернакова-Николаева Александра (Евграфовна или Николаевна)

А. (Е. или Н. Жернакова-Николаева) (21.05.1897 — 14.02.1981) – поэт, магистр философии.

С этой мемуаристкой в источниках много путаницы. В коллективном сборнике воспоминаний о М. Цветаевой она названа Александрой Евграфовной. Но она сама в своих воспоминаниях «Цветаевский дом» записала следующее: «Ивана Владимировича я знала с детства. Он был другом моего отца. Они вместе были старостами церкви Румянцевского музея (там был не один староста, а четыре, — собственно, совет старост). Кроме них старостами были еще (Семен Иванович?) Урсати (управляющий казенной палатой) и коммерсант Дунаев. Но не только церковные дела соединяли Ивана Владимировича с моим отцом, кроме этого у них было много общих интересов.»

Из достоверных источников (в статье Елены Лебедевой «Храм Святителя Николая Чудотворца на Старых Ваганьках» от 19.12.2007 говорится: «Кроме Цветаева, в попечительский совет вошли присяжный поверенный Николай Жернаков, управляющий казенной палатой Семен Иванович Урсати и коммерсант Дунаев.») известно, что одним из старост церкви Румянцевского музея был присяжный поверенный Николай Жернаков. Поскольку старост было всего четыре, то любые сомнения отпадают — это и есть отец мемуаристки. Но тогда ее отчество Николаевна, а не Евграфовна!

Находилась в эмиграции во Франции.

Зайцев Борис Константинович

Зайцев Борис Константинович (29.01/10.02.1881, Орёл, — 22.01.1972, Париж) – писатель.

Детство Б.К. Зайцева прошло в Калуге, где в 1898 г. он окончил реальное училище. За участие в студенческих беспорядках был отчислен из Московского технического училища, куда его определил отец, директор завода Ю.П. Гужона. Учился в Горном институте в Петербурге и на юридическом факультете Московского университета, который не окончил.

Не приняв Октябрьскую революцию, в 1922 г. эмигрировал; сначала обосновался в Берлине, оттуда переехал в 1924 г. переехал в Париж.

Зайцев Петр Никанорович

(1889–1970) – писатель.

Родился в Иваново-Вознесенске в семье ремесленника-переплетчика. Рано начал трудовую деятельность. В 1911 г., совмещая работу с учебой, окончил 8 классов гимназии и поступил в Археологический институт. С 1915 г. работал в редакциях и издательствах.

Позже был советским литературным работником и теософом, имел довольно обширное знакомство в литературной среде, дружил с С. Есениным и А. Белым и, хотя сам сочинял стихи, писал о литераторах как человек, к ним не вполне принадлежащий. Видел и запомнил он много, но, как считают те, кто его знал, не всегда точен в фактических описаниях. Поначалу немного сбивает с толку его позиция "интеллигента из народа", понимающего Советскую власть как синтез М. Горького с А. Белым. Зайцев готов был принять в новую государственность (вроде как сами звали), но смириться с хамским отношением к культуре он не смог.