Николай Водовозов - Миклуха-Маклай

Около трети бассейна Красного моря занято низменными островами, созданными трудом кораллов. Вдоль аравийского берега коралловые мели образуют почти сплошную цепь от Ходейдской бухты до входа в Акабский залив. На африканском берегу шеб — бахрома из коралловых рифов — не образует такой непрерывной линии, зато в некоторых местах она дальше выдвинута в открытое море. Против города Массауа коралловые банки занимают боле половины моря. Плавание очень опасно среди шеба — этого бесконечного лабиринта проливов и морских улиц. Арабские суда, следующие вдоль побережья, ночью должны бросать якорь: при всей своей опытности и осторожности лучшие кормчие могут сбиться с пути, так как рифы из года в год меняют свое местоположение.

Не на многих морях имеется возможность наблюдать зрелище, подобное тому, которое представляется путешественнику, созерцающему с корабля дно Красного моря.

Сквозь прозрачную, как хрусталь, воду, на глубине двадцати и более метров видны подводные «луга» зоофитов с миллиардами ветвей, почек и цветов. Этот бесконечный мир разнообразнейших форм сияет чудным блеском бриллиантов, рубинов и сапфиров.

Миклуха-Маклай отправился исследовать причудливы берега Красного моря один. Скудные средства, которыми он располагал, не позволяли ему нанять служителя или переводчика. Научную работу приходилось вести под тропическим солнцем, при постоянной температуре более 35° по Цельсию. Микроскоп и термометр он прятал в холщевый мешок, опасаясь возбудить подозрение у фанатичны туземцев незнакомыми для них инструментами. Страдая лихорадкой, скорбутом, подчас голодая, он упорно шел вперед. Чтобы сблизиться с туземцами и снискать их доверие, он изучил арабский язык, обрил голову, стал носить аравийский бурнус, научился подражать религиозны обрядам мусульман и даже выкрасил себе лицо коричневой краской. Миклуха-Маклай не имел ничего общего со «знатными» путешественниками, выглядывающими из окон комфортабельных кают парохода. Он окунулся в самую гущу жизни и личным опытом проверял сделанные им наблюдения.

Религиозно-фанатически настроенные арабы и множество кочующих любителей легкой наживы нередко угрожали жизни путешественника, но ни разу он не изменил своего благожелательного отношения к туземцам, понимая, что не они виноваты в окружающем их невежестве, упадке нравов, болезнях и нищете.

Миклуха-Маклай побывал в белых, сожженных солнцем городах Ямбо, Джедде и Массауа. Он изучал типы жителей побережья Красного моря и видел, что ни о какой «чистой» расе говорить не приходится. Мусульманские гаремы арабов исстари пополнялись негритянскими девушками, которые продавались на невольничьих рынках по цене от ста до двухсот рублей, и это давно уже создало смешанный тип приморского населения.

Недостаток в средствах у Миклухи-Маклая был настолько велик, что, когда настало время возвращения на родину, ему пришлось прибегнуть к помощи местных русских консулов и занять у них небольшие суммы. И все же, несмотря на все неблагоприятные условия, он собрал интереснейший материал по вопросам сравнительной анатомии и зоологии, на основании которого сделал доклад на заседании Русского географического общества в Петербурге.

В Россию Миклуха-Маклай возвращался через Турцию. В Константинополе русский консул выразил желание оказать ему какую-нибудь услугу. Непритязательный путешественник ограничился тем, что попросил отдать в стирку его белье. Консул, не представлявший себе условий, в каких приходилось существовать Миклухе-Маклаю, счел эту просьбу за насмешку.

Из Константинополя Миклуха-Маклай приехал в Одессу, а затем отправился на южный берег Крыма. Прожив там некоторое время и собрав необходимый научный материал, он выехал на Волгу, чтобы продолжать там работу по изучению мозга хрящевых рыб.

С Волги Миклуха-Маклай отправился в Москву, где в то время происходил второй съезд русских естествоиспытателей и врачей. На съезде он выступил с докладом, в котором доказывал необходимость организации зоологических морских станций на Белом, Балтийском, Черном и Каспийском морях, а если возможно, то и на берегах Тихого океана — во Владивостоке, на Сахалине и на Камчатке. Он указывал, какое огромное значение в народном хозяйстве может иметь такая сеть морских станций, не говоря уже об их научном интересе.

Это выступление Миклухи-Маклая не прошло бесследно. На съезде молодой ученый обрел горячих сторонников, и через несколько лет Общество любителей естествознания по инициативе профессора А. П. Богданова, стало усиленно собирать коллекции низших животных в Черном и Балтийском морях; позже были основаны две зоологические морские станции — в Севастополе и на Соловецких островах. В настоящее время таких станций в Советском Союзе имеется двенадцать: восемь по побережью Черного моря две на Каспийском, одна на Северном и одна во Владивостоке.

Из Москвы Миклуха-Маклай отправился в Петербург. К этому времени у него созрел грандиозный план научного исследования берегов Тихого океана; там он надеялся, во-первых, найти ответы на некоторые вопросы относительно эволюции животного мира вообще, а во-вторых, решить основную проблему, стоявшую в то время перед всеми антропологами, — проблему о происхождении и развитии человеческих рас.

В антропологии существовали тогда два направления, сторонники которых вели между собой жестокую борьбу. Одни — моногенисты — утверждали, что человеческие расы произошли от одного ствола, другие — полигенисты— пытались доказывать, что человеческие расы произошли от нескольких независимых друг от друга стволов. Белая и черная расы, по мнению полигенистов, представляют собой две совершенно особые породы, отличающиеся как в физическом, так и в интеллектуальном отношении. Отсюда вытекало учение о неравноценности человеческих рас. Белая раса объявлялась высшей расой, самой природой предназначенной для господства, а черная и желтая расы считались низшими, обреченными на вечно подчиненное положение.

Учение полигенистов являлось теоретическим обоснованием колониальной политики европейской буржуазии, беспощадно угнетавшей и эксплоатировавшей цветные расы в своих колониях. В настоящее время фашисты, эти ярые враги человечества и культуры, охотно возродили учение полигенистов о расах, сделав его основой своей человеконенавистнической политики, территориальных захватов и истребления народов.

Моногенисты, стоявшие на единственно правильной научной точке зрения, целиком отвергали теорию различного происхождения человеческих рас и вытекающий отсюда вывод о их природной неравноценности. Они утверждали, что теория полигенистов не опирается на проверенный фактический материал и что для решения вопросов о существовании «низших» рас, неспособных якобы в силу своего анатомического устройства подняться до уровня так называемых «высших» рас, необходимо провести всестороннее и глубокое изучение представителей всех рас, населяющих земной шар от экватора до полярного круга. Один из крупнейших моногенистов того времени в России, академик Бэр, писал: «Является желательным и, можно даже сказать, необходимым для науки изучить полнее обитателей Новой Гвинеи».