Бруно Нардини - Жизнь Леонардо. Часть вторая.

«За несколько часов до смерти старик сказал мне, что ему лет сто...» — писал Леонардо. Он провел всю ночь у постели больного, пытаясь узнать от него как можно больше. Старик добавил, что «никакой боли в теле он не испытывает, а только слабость». И вскоре «мирно, не шелохнувшись даже и не застонав, навсегда расстался с жизнью».

С той же спокойной интонацией, никак не выражая своих чувств, без всякого перехода Леонардо продолжал писать: «... и я препарировал труп, чтобы понять причину столь сладостной смерти...».

Даже сейчас, по прошествии веков, мы можем представить себе, как нежный, участливый взгляд художника приобрел ледяную неумолимость и зоркость анатома. Это вновь подтверждает, насколько сложной и противоречивой натурой был Леонардо да Винчи. Желание узнать и понять заставило Леонардо вонзить нож в еще не остывшее тело несчастного старика. Леонардо хотел узнать, что именно, какая тайная болезнь вызвала «столь сладостную смерть».

Поиски, сбор фактов... Леонардо пытался раскрыть тайны зачатия и рождения, а также причины смерти. Он вспоминал долгие ночи, проведенные в покойницкой возле расчлененных им трупов.

«...Если ты любишь анатомию, тебе может помешать отвращение, чувство тошноты, а если этого не произойдет, тебя остановит страх перед обезображенными, искромсанными телами, с которыми ты должен просидеть всю ночь...»

С недавних пор он открыл способ изучать «чудо природы — глаза, это зеркало души». Он погружал глазное яблоко в яичный белок и бросал в кипяток. Вскоре глаз становился похожим на крутое яйцо, и его можно было срезать тонкими слоями.

Утренний свет уже заливал комнату, а Леонардо все еще сидел за письменным столом. Наконец он поднялся, подошел к окну, чтобы полюбоваться выпавшим за ночь снегом, и увидел на мольберте письмо. Почерк был ему хорошо знаком, письмо гласило: «Герцог желает иметь конную статую, и как можно скорее». Подписи не было.

В тот же день Лодовико Моро позвал Леонардо к себе.

— Леонардо, я недоволен тобой. За семь лет ты не сумел сделать даже модель конной статуи герцога Франческо. Если ты и дальше будешь медлить, я попрошу у Лоренцо Великолепного другого скульптора.

— Мне очень жаль, что заботы о хлебе насущном отвлекли меня от работы, которую ваша светлость, мне поручила,— ответил Леонардо.— Но если вы, ваша светлость, думаете, что я богат, то ошибаетесь, ибо мне около пяти лет пришлось кормить шесть человек, а получил я от вас всего пятьдесят дукатов.

— А может, ты не в состоянии сделать конный памятник?

Порой грубость Лодовико Моро была поистине невыносимой.

— Я уже говорил и вновь повторяю, ваша светлость, что и в скульптуре готов потягаться с любым.

— Тогда поторопись, сделай коня.

Моро не сказал Леонардо, что уже говорил с флорентийским послом Пьегро Аламанни, жаловался ему на медлительность Леонардо и просил прислать другого скульптора. Аламанни по долгу службы сообщил об этом Лоренцо Великолепному: «...и так как его сиятельство герцог Моро хочет иметь памятник во всех отношениях необыкновенный, он попросил меня написать Вам, чтобы Вы прислали другого мастера. Хотя герцог и поручил эту работу Леонардо да Винчи, мне кажется, что он не уверен в способности Леонардо справиться с такой задачей».

Гордость Леонардо была уязвлена, он тут же принялся за работу. «И так как герцог торопится», он вновь извлек из архива свои флорентийские зарисовки и этюды к картине «Поклонение волхвов», этюды, выполненные в боттеге Верроккьо при создании конной статуи Коллеони, и этюды первых лет своего пребывания в Милане.

Джулиано да Сангалло, незадолго до этого прибывший в Милан для сооружения герцогского дворца, помогал Леонардо ценными советами по плавке металла.

Прошло всего несколько месяцев, и Леонардо просит ритора и поэта Платино Плато придумать надпись для статуи. Леонардо создал модели огромного коня, вставшего на дыбы, и доблестного герцога Франческо, сидящего в седле с величественным видом.

Внезапно, когда глиняная модель уже была почти закончена, Леонардо осенила новая идея — создать статую не вздыбленного коня, а коня, рвущегося вперед, но сдерживаемого опытной рукой герцога. Леонардо взял новую тетрадь и на первой странице написал: «В день 23 апреля 1490 года я начал эту тетрадь и вновь начал ваять коня».

«... За несколько часов до смерти — пишет Леонардо — старик сказал мне, что ему лет сто...» Леонардо просидел у изголовья умирающего до самого его последнего вздоха.

Потом велел отнести старика в покойницкую и там с ледяным спокойствием препарировал труп, чтобы понять причину «столь сладостной смерти». Леонардо стремился познать тайны не только человеческого тела, но и души, которую он называл «божественным строением».

Стремясь изучить строение глаза, Леонардо придумал способ, который применялся вплоть до прошлого века. Он погружал глазное яблоко в яичный белок, а затем клал его в кипяток.

Лодовико Моро, недовольный медлительностью Леонардо, попросил Лоренцо Великолепного прислать ему из Флоренции другого скульптора.

По-видимому, Чечилия Галлерани узнала об этом и сумела отговорить Моро.

Однажды ночью Леонардо, вернувшись домой, нашел на столе записку без какой-либо подписи: «Герцог желает иметь конную статую и как можно скорее».

«Рай»

Вернемся к Лодовико Моро, попробуем лучше узнать его характер. После того как вдовствующая герцогиня Бона ди Савойя сослала его в Пизу, Лодовико в 1479 году вернулся в Милан, вызвав всеобщую растерянность и ужас у подлинного правителя герцогства Чикко Симонетта, бывшего секретаря покойного герцога Галеаццо Сфорца.

— Ваша светлость, теперь я лишусь головы, а вы — государства, — сказал герцогине мессер Чикко.

И верно: помирившись с герцогиней, Лодовико Моро не замедлил отомстить врагам: «У крепостного рва сторожа парка обезглавили Чикко Симонетта. Было ему семьдесят лет, и он страдал подагрой». В том же 1480 году Лодовико Моро под угрозой смерти заставил покинуть город молодого феррарца Антонио Тассино, любовника герцогини Боны ди Савойя. И, наконец, Моро похитил у герцогини ее сына, своего племянника Джан Галеаццо и упрятал его в замок, заявив герцогине:

— Этими действиями мы не нанесли никакого ущерба вашему престижу и чести, ибо первейшим и твердым нашим желанием было и остается почитать вас всемерно...