Александр Владимирский - Великий Ганди. Праведник власти

И Ганди сумел преодолеть природную застенчивость. Он делал это двояким путем. С одной стороны, тренировался в публичных выступлениях. С другой стороны, старался излагать свои мысли как можно более сжато, чтобы речи были как можно короче. Ганди признавался: «Я взял в привычку сжимать свою мысль». Он научился изъясняться готовыми формулами и афоризмами.

Отсюда же исходит его идея о том, что порой важнее не говорить, а молчать. «Опыт подсказал мне, что молчание — один из признаков духовной дисциплины приверженца истины. Иначе говоря, истина не отделима от молчания… Моя застенчивость в действительности — мой щит и прикрытие. Она дает мне возможность расти. Она помогает мне распознавать истину».

В 1891 году, получив диплом барристера (адвоката), Ганди вернулся на родину.

Аскетизм нисколько не мешал, а скорее помогал Ганди успешно учиться и сдавать экзамены на «отлично». Он утверждал: «В моей жизни явно появилось больше истинности, и душа моя наполнилась от этого безграничной радостью».

Мать умерла, когда Ганди заканчивал учебу в Англии. Чтобы не травмировать его, пока он был на чужбине, его брат ничего ему не сообщил о семейном горе, так что Мохандас узнал скорбную весть, только когда вернулся в Индию.

«Весть о ее кончине стала для меня страшным ударом, — вспоминал Ганди. — Все самые дорогие мои надежды пошли прахом…» Однако он не предался горю и «даже сумел сдержать слезы и влился в течение жизни, как будто ничего не случилось», проявив немалое самообладание.

В Южной Африке

Но адвокатская практика Ганди в Индии — сначала в Бомбее, потом в Раджкоте — складывалась не очень удачно. Ганди пытался преподавать английский, на котором теперь говорил и писал свободно. Профессия преподавателя позволила бы ему относительно безбедно существовать и содержать семью. Но Ганди отказали под тем предлогом, что у него нет соответствующего образования.

Между тем брата Ганди обвинили в том, что он давал дурные советы властям Порбандара. По его просьбе Мохандас, хотя и без большого энтузиазма, отправился защищать его перед британским чиновником, с которым познакомился в Лондоне. Он подал прошение и просил его принять, но чиновник приказал выставить его за дверь. С индийцем британец мог позволить себе общаться на равных в Лондоне, но не в самой Индии. Когда оскорбленный Ганди попробовал дать делу ход, один родственник постарался вразумить наивного юношу: «Ты не знаешь британских чиновников. Если хочешь зарабатывать себе на жизнь и не иметь проблем, порви прошение и проглоти обиду…».

Это было первое столкновение Ганди с расовой дискриминацией и расовым предубеждением. И оно стало толчком для разработки теории борьбы с помощью ненасильственных действий. Обиду он сумел пережить и даже в дальнейшем обратил ее себе на пользу. Он признавался: «Испытанное мною потрясение изменило направление моей жизни».

Позднее Ганди говорил: «Я вовсе не утверждаю, что всякий английский чиновник — чудовище. Однако всякий чиновник работает в дьявольской системе, а потому, намеренно или нет, превращается в орудие несправедливости, лжи и репрессий». У него не было чувства ненависти к конкретному чиновнику, которого он, наоборот, призывал возлюбить. Он ненавидел колониальную систему, которой верой и правдой служили чиновники.

И тут как раз представился удобный случай круто изменить свою судьбу. Ганди пригласили помочь составить иск от фирмы «Дада Абдулла и К°», принадлежавшей уроженцу Гуджарата, мусульманскому купцу из Наталя (Южная Африка). Как вспоминал Ганди, «меня приглашали в качестве скорее служащего фирмы, чем адвоката. Но мне почему-то хотелось уехать из Индии. Кроме того, меня привлекала возможность повидать новую страну и приобрести новый опыт».

Итак, после непродолжительной и малоуспешной работы на родине молодой адвокат принял предложение индийской торговой фирмы Дады Абдуллы вести ее дела в Южной Африке. В 1893 году Ганди отправился попытать счастья в Южную Африку. Ему предложили достаточно скромный гонорар 105 фунтов стерлингов и билет первого класса на пароходе из Бомбея.

Он активно защищал права местных индийцев, с успехом представляя их интересы в судах в качестве адвоката. Здесь он впервые столкнулся с расовой дискриминацией. Хотя преуспевающий адвокат был одет как настоящий британский джентльмен, в поезде его не сажали в вагон первого класса. Ему нельзя было пользоваться дилижансом, предназначенным «только для белых», гостиницами «для белых» и даже тротуарами «для белых». Индийцам запрещалось ходить по тротуарам, и Ганди однажды спихнули на мостовую, запрещалось ездить по ночам без разрешения властей, а также путешествовать вагонами первого и второго класса, если возражали соседи по купе, и жить в отелях для европейцев. Всех индийцев в Южной Африке называли «кули» (в переводе с хинди — работник, батрак), независимо от того, какую работу они выполняли, и к Ганди белые обращались не иначе как «адвокат-кули», а к богатому индийскому купцу — «купец-кули». При всей своей природной терпимости Ганди неизменно давал вежливый, но настойчивый отпор расистам. Когда оскорбляли лично его, он не требовал наказания обидчика, но лишь пытался пробудить у него совесть. И в некоторых случаях добивался успеха.

Первый раз Ганди столкнулся с расовой дискриминацией в Южной Африке, когда Дада Абдулла, сам мусульманин, отвел его на заседание суда. Судья-европеец попросил Ганди снять индусский тюрбан, но тот отказался, вышел из зала, а потом составил протест, намереваясь опубликовать его в южноафриканской прессе.

Ганди писал прошения и петиции южноафриканским властям в защиту индийцев, работавших главным образом на плантациях и горнорудных шахтах. Трудиться им приходилось по кабальным контрактам от зари до зари и за очень маленькую зарплату. В Южной Африке они спасались от голодной смерти на родине. По некоторым оценкам, только с 1891 по 1900 года в Индии от голода умерли около 19 миллионов индийцев.

Среди индийских иммигрантов в Южной Африке были и богатые купцы, вроде Дады Абдуллы. Но подавляющее большинство индийцев здесь составляли бедняки, работавшие на шахтах и плантациях по кабальным пятилетним договорам, по истечении которых могли вернуться в Индию (переезд им оплачивали) или могли остаться в Южной Африке на положении свободных индийцев, но фактически — в полурабском состоянии работников шахт и плантаций.

Когда Ганди возмущался расовой дискриминацией индийцев, то слышал в ответ: «Только мы способны, чтобы заработать денег, сносить оскорбления, не возмущаясь… Эта страна не создана для таких людей, как вы».