Ярослав Иосселиани - В битвах под водой

- Решил проверить еще раз кое-что: в нормативы некоторые плохо укладываются...

- Нарушаете распорядок!

- Все равно никому не уснуть, все так возбуждены. Ведь первый поход...

- И вы думаете успокоить людей экзаменами?

- Нет, конечно, но... Разойтись! Ложиться спать! - нехотя приказал он, наконец.

Мотористы тоже не спали.

- Машины малость запылились, - кричал мне в ухо парторг, - спать люди все равно не будут!

- Отдых требуется! Завтра будем на позиции! - кричал я в ответ.

- Отдохнем в процессе работы! - даже не улыбнувшись, снова возразил старшина.

- Отправьте подвахтенных спать! - приказал я и пошел дальше.

Приказание есть приказание, и мотористы пошли в жилой отсек.

Людей, занятых у своих боевых механизмов и не желавших идти в жилые отсеки на отдых, я встречал буквально в каждом отсеке. Опыта войны у нас не было. С чем придется столкнуться на позиции, мы представляли весьма туманно. Каждый из нас в глубине души твердо верил, что транспорт мы непременно встретим в первый же день, как только придем в район боевых действий. В успешности атаки также никто не сомневался. Наш командир считался одним из лучших подводников, а центральный пост "Камбалы" на всех учениях показывал хорошую выучку и слаженность.

Суровая действительность, однако, очень скоро внесла свои поправки наши планы.

Восемь суток ходили мы в районе боевых действий и никого не обнаружили.

- Ну что? Опять тиха украинская ночь? - услышал я как-то ночью на мостике голос Ивана Акимовича.

- Да, ни-ко-го! - ответил командир.

- Уф-ф! Приятно вздохнуть! - Станкеев глубоко дышал. - Сегодня мы пробыли под водой... восемнадцать часов и две минуты...

- Все минуты считаете? - сухо спросил Вербовский, и я представил себе язвительную улыбку на его лице.

- Товарищ вахтенный командир! Слева на траверзе огонь! Движется вправо! докладывал сигнальщик сверху из темноты.

- Автомобиль по берегу идет, - отметил безразличным тоном Вербовский.

- Начальство едет, - как бы продолжил мысль командира Станкеев. - Здесь, в Румынии, очень строго насчет затемнения, но это, видать, начальство едет... У Антонеску здесь дача где-то. Может, это и он.

- Вот бы бомбу в эту дачку, - послышался голос сигнальщика.

- Не отвлекаться! - строго оборвал Вербовский.

- Есть, товарищ командир! - отчеканил матрос.

Наступившую тишину нарушил доклад из центрального поста:

- Лодка провентилирована, трюмы осушены, мусор выброшен. Разрешите остановить вентилятор.

- Добро... Остановить вентилятор! - приказал вахтенный офицер.

- Пойдем попьем чайку, помощник, - предложил Станкеев.

- Да, правильно, - охотно согласился я, - скоро мне на вахту...

Мы направились к люку, но задержались из-за нового доклада сигнальщика.

- Курсовой левого борта сорок, показался проблеск, на воде!

- Вы точно видели проблеск? - спросил командир.

- Так точно, товарищ командир, вот он: курсовой сорок, слева, на воде! Не так далеко.

- Боевая тревога! Торпедная атака! - увидел и Вербовский тусклый огонек двигавшегося вдоль берега судна. - Лево на борт!

Я бросился на свой командный пункт.

"Камбала" легла на курс атаки. Боевые посты тотчас же доложили о готовности.

Подводная лодка полным ходом неслась к вражескому кораблю.

Я сверял расчеты с данными о противнике, которые поступали с мостика, и убеждался, что все идет хорошо. Все мы были возбуждены, однако каждый делал свое дело четко, быстро и точно.

- Аппа-ра-ты! - понеслась грозная команда в торпедный отсек, на боевой пост. И вслед за ней: - Отставить!

Но нервы у торпедистов были настолько напряжены, что команду "Отставить!" они приняли за "Пли!" Торпеды выскочили из аппаратов и устремились в заданном направлении.

- Срочное погружение! - услышали мы следующую команду Вербовского.

Люди, буквально друг у друга на плечах, посыпались в люк центрального поста.

Потребовались считанные минуты, чтобы "Камбала" оказалась на глубине и начала отход в сторону моря.

- По ошибке атаковали дозорный катерок; будь он проклят! Понятно? шепотом сказал мне Вербовский.

- Бывает... - успокоил командира Иван Акимович, стоявший рядом. - Еще хорошо, что он оказался... слепым. Если бы он видел, как по нему торпедами швыряют, мог бы еще нас погонять...

- Эх, если бы знать. Установить бы глубину хода торпед поменьше и залепить в борт этому дозорному, - досадовал я. - Но почему же он несет огонь?

- Не знаю, не спрашивал, - сухо бросил Вербовский.

- По-моему, иллюминатор приоткрыт или плохо затемнен, - предположил Станкеев.

Несмотря на неудачу, первая атака принесла известную пользу. На боевых постах и командных пунктах были выявлены ошибки и неточности. Устранение их, несомненно, многому научило и подняло боевую выучку экипажа.

Всеобщее разочарование было, конечно, велико, но оно очень скоро прошло.

На следующий день меня подозвал к перископу вахтенный командир лейтенант Глотов.

- Как вы думаете, стоит доложить командиру: какие-то подозрительные дымы вот в этом направлении, посмотрите сами.

Я с трудом различил на фоне облаков еле видимые клубы дыма.

- Нужно доложить. Дымы судов, - заявил я. Вербовский приказал сыграть боевую тревогу и бросился в центральный пост.

В нашем соединении Вербовсиий был единственный убеленный сединами командир подводной лодки. Он имел большой опыт работы с людьми, но возраст брал свое. Бывали случаи, когда он настолько уставал, что даже не мог вращать перископ, и мне приходилось помогать ему. Состояние нервной системы Вербовского также оставляло желать много лучшего. Он быстро раздражался.

- Что - конвой? - ворвался Вербовский в центральный пост.

- Дымы судов, товарищ командир! - доложил Глотов, уступая Вербовскому место у перископа.

- Только и всего? - Вербовский был явно разочарован.

- Дыма без огня не бывает, - ввернул Иван Акимович, прибежавший в центральный пост вслед за командиром.

Командир смотрел в перископ минут десять, но никаких команд не подавал. Подводная лодка шла прежним курсом и с прежней скоростью. Курс же наш был таков, что если бы дымы принадлежали конвою, то с каждой минутой мы все больше и больше упускали бы возможность атаковать врага. Я отчетливо видел это по карте и шепотом сообщил Ивану Акимовичу.

- Надо бы доложить ему, - ответил он, - но... с его самолюбием прямо беда... Как бы хуже не было.

- Я тоже так думаю, - согласился я с комиссаром, - может быть хуже.

Вербовский обладал одним крупным недостатком: он считал, что никто из подчиненных не способен подсказать ему что-либо дельное.

- Однако, - Станкеев будто читал мои мысли, - сейчас не до шуток. Доложи командиру свои расчеты.