Павел Сухотин - Бальзак

Вообразите себе три мельницы, расположенные среди красиво очерченных островов. Они стоят, увенчанные группой деревьев, на водной равнине. Какое другое имя дать этим водяным растениям, таким жизнерадостным, таким ярким? Они как ковром покрывают поверхность воды, волнуются вместе с нею, подчиняются ее причудам и клонятся под напором реки, которую хлещут мельничные колеса. Кое-где виднеются груды гравия, о них разбивается вода, образуя бахрому, в которой переливается солнце. Амарилисы, ненюфары, водяные лилии, камыши покрывают берега своими великолепными коврами. Шаткий мост из прогнивших балок, быки его заросли цветами, а покрытые вьющимися растениями и бархатистыми мхами перила склоняются к самой воде и все еще не падают; старые лодки, рыбачьи сети, однообразная песня пастуха, утки, плавающие среди островов или охорашивающиеся на песках, которые наносит Луара; подмастерья мельника, в колпаках набекрень, грузящие своих мулов, — все эти подробности придавали этому зрелищу удивительную простоту.

Представьте себе по ту сторону моста несколько ферм, голубятню, около тридцати хижин, меж ними сады, изгороди из жимолости и жасмина, кучи навоза перед каждой дверью, кур и петухов на дорожках: вот село Пон-де-Руан, село красивое, увенчанное старинной церковью, церковью времен крестовых подходов, каких ищут живописцы для своих картин. Окружите все это рамкой из старых орешников, молодых тополей с бледно-золотыми листьями, разбросайте изящные здания фабрик по обширным лугам, в которых теряется взор под горячим, знойным небом, — и вы будете иметь представление об одном из тысячи уголков этой прекрасной земли». Вот где родилась краснощекость молодого Бальзака. — Надо полагать, что в одном из домиков этого села Пон-де-Руан и проживала та женщина, которой суждено, было вскормить своей грудью великого писателя Франции. История не сохранила нам ее имени. Известно только то, что Оноре до четырех лет пробыл у своей кормилицы, потом был взят в родительский дом и его стали водить в экстернат Легюэ, считавшийся тогда лучшим детским садом в Туре, где он обучался до семилетнего возраста. После пансиона Легюэ его отдали в знаменитое в то время Вандомское училище, принадлежавшее монахам-ораторианцам. Поступил он в училище 22 июня 1807 года. В книге училища сохранилась запись:

«Оноре Бальзак, 8 лет и 5 месяцев, перенес оспу без последствий, характер сангвинический, вспыльчив, подвержен нервной раздражительности, поступил в пансион 22 июня 1807 года. Обращаться к господину Бальзаку, его отцу, в Туре».

Вандомское училище

Очень часто биографы впадают в ошибку, основывая свои догадки не на материалах, а на художественных произведениях писателя, в чем следует упрекнуть Рене Бенжамена («Необычайная жизнь Оноре де Бальзака»), но в таких романах, как «Лилия в долине», «Луи Ламбер», «Шагреневая кожа» и «Погибшие мечтания» столь явно проглядывают автобиографические черты, что мы не можем обойти их вниманием и не раз будем возвращаться к ним и, отсеивая то, что создано художественным вымыслом, черпать в них краски для образа живого Бальзака. Кстати сказать, на автобиографичность этих произведений указывают Теофиль Готье, другие друзья и знакомые Бальзака и его сестра — мадам Сюрвиль.

Вот как вспоминает Оноре о своем пребывании в Вандомском училище в романе «Лилия в долине»: «Как только я научился читать и писать, мать отправила меня в Пон-де-Руан, училище, содержавшееся ораторианцами, которые принимали детей моего возраста в класс, называвшийся классом «латинских шагов» (pas latins), где оставались также ученики, запоздалое развитие которых не позволяло им усвоить начатки знаний. Я пробыл там восемь лет, ничего не видя и влача жизнь пария. Вот как это случилось и почему. Мне давали только три франка в месяц на мои скромные развлечения — сумма, которой едва хватало на перья, — перочинные ножи, линейки, чернила и бумагу, которыми мы должны были сами обзаводиться. Я был изгнан из общих игр, так как не имел возможности покупать ходули, веревки и другие вещи, необходимые для школьных развлечений. Чтобы быть принятым в игры, я должен был подлизываться к богатым или льстить сильным. Малейшая из этих низостей, которые так легко позволяют себе дети, заставляла мое сердце обливаться кровью. Я проводил время, сидя под деревом, погруженный в жалостные мечтанья, я читал там книги, которыми ежемесячно снабжал нас библиотекарь. Сколько горестей было скрыто в глубине этого чудовищного одиночества, какие ужасы порождала моя заброшенность!»

Внутренний облик мальчика-Бальзака нарисован самим Бальзаком с присущей ему правдивостью. Это подтверждается словами о нем директора Вандомского училища: «В первые два года от него ничего нельзя было добиться. Его противодействие всякой задаваемой ему школьной работе было непобедимо. Эти годы он провел частью в своей комнате, частью — в карцере, помещавшемся в дровяном сарае. Он слыл (по крайней мере в Вандоме) за изобретателя трехконечного гусиного пера, которым он писал свои штрафные работы. Потом ему пришло в голову опередить свой класс, и он стал писать сочинения, подражая второклассникам и риторам. Начиная с четвертого класса, его парта всегда была полна его писаниями, прозвище «поэта» дали ему воспитанники его класса и младшие, старшие же ученики его не признавали и охотно повторяли корявый стих из начатой им эпической поэмы:

О, Инка! О, король несчастный, злополучный!

Рассказчик в романе «Луи Ламбер» признает себя автором этого стиха и добродушно над ним смеется».

Из этого описания школьных лет Бальзака становится ясно, почему в анналах Вандомского училища значится: «характера сангвинического, подвержен нервной раздражительности». Надо думать, что страдания одинокой и крайне впечатлительной детской души выражались у Оноре в резкой вспыльчивости, в быстрых переходах от грусти к веселью, от ласковости к грубым поступкам и, наконец, это одиночество породило в Бальзаке ту страсть, которая сделалась основой всей его жизни: страсть к труду, к упоению трудом. «Занятия для меня, — пишет Бальзак, — сделались страстью которая могла оказаться роковой, заключив меня в тюрьму в ту пору, когда молодые люди должны предаваться опьяняющим проявлениям своей весенней природы». «В толстом, щекастом мальчике с красным лицом, зимою с отмороженными руками и ногами» рано окрепла воля и воспитала в нем то упорство, с которым он устремлялся к намеченной цели.

Можно без преувеличения сказать, что первым местом самовоспитания для Оноре была тюрьма — иначе Вандомское училище назвать нельзя. Вот как он описывал свою alma mater в романе «Луи Ламбер»: «От испарений, которыми был заражен воздух, смешанных с запахом класса, всегда грязного и заваленного остатками наших завтраков и полдников, страдало обоняние… При наших классах имелись чуланчики, куда каждый прятал свою добычу — голубей, убитых для праздничного обеда, и блюда, похищенные из столовой.