С. Южаков - Михаил Сперанский. Его жизнь и общественная деятельность

В 1808 году Сперанский сопровождал Александра в его поездке в Эрфурт на свидание с Наполеоном. Здесь однажды Александр обратился к нему с вопросом, как ему нравится за границею. Сперанский отвечал: у нас люди лучше, но здесь лучше установления. “Это и моя мысль, – заметил император, – мы еще поговорим о том, когда воротимся”. Когда они возвратились, в том же 1808 году Сперанскому дано было поручение составить план общей политической реформы. Происхождение этого поручения и самое его исполнение сам Сперанский так излагает в письме к Александру из Пермской ссылки: “В конце 1808 года, после разных частных дел, Ваше Величество начали занимать меня постоянно предметами высшего управления, теснее знакомить с образом Ваших мыслей, доставляя мне бумаги, прежде к Вам дошедшие, и нередко удостаивали проводить со мною целые вечера в чтении разных сочинений, к сему относящихся. Из всех сих упражнений, от стократных, может быть, разговоров и рассуждений Вашего Величества надлежало наконец составить одно целое. Отсюда произошел план всеобщего государственного образования. В существе своем он не содержит ничего нового; но идеалам, с 1801 года занимавшим Ваше внимание, дано в нем систематическое расположение. Весь разум сего плана состоял в том, чтобы посредством законов и установлений утвердить власть правительства на началах постоянных и тем самым сообщить действию сей власти более правильности, достоинства и истинной силы. В течение с лишком двух месяцев занимаясь почти ежедневно рассмотрением его, после многих перемен, дополнений и поправлений, Ваше Величество положили наконец приводить его в действие”.

Так был задуман и составлен этот проект положений реформы. “В виде вступления к ее разрешению, – говорит Корф, – Сперанский представил обширную записку, почти целую книгу, о свойстве и предметах законов государственных вообще, о разделениях на преходящие и коренные или неподвижные, и о применении тех и других к разным степеням власти. Потом он принялся, со свойственным ему жаром, за составление полного плана нового образования государственного управления во всех его частях, от кабинета государева до волостного правления... Работа создавалась под пером смелого редактора с изумительною быстротою. Не далее октября 1809 года весь план уже лежал на столе Александра. Октябрь и ноябрь прошли в ежедневном почти рассмотрении разных его частей, в которых государь делал свои поправки и дополнения. Наконец положено было приступить к приведению плана в действие”.

В чем же заключался этот знаменитый план “смелого” (как выражается барон Корф) реформатора? В самом начале своего Введения автор проекта обращается к истории.

О времени Петра Великого Сперанский говорит: “Во внешних формах, данных правительству при Петре I, нисколько не думали о свободе политической, но Петр, открывая дорогу наукам и торговле, тем самым открывал путь и свободе. Не имея никакого ясного намерения дать России политическое бытие, этот государь приготовил для него путь уже тем одним, что он имел инстинкт цивилизации”. Упомянув затем об известной попытке верховников при вступлении на престол Анны Иоанновны и не добром помянув время Елизаветы Петровны, этот исторический обзор переходит к Екатерине II: “Настало наконец царствование Екатерины II. Все, что сделано было в других странах для устройства сословных собраний, все, что политические писатели того времени предлагали наилучшего для содействия успеху свободы, все, что пытались сделать во Франции в течение двадцати пяти лет для предупреждения того великого переворота, настоятельность которого предвидели, – все это Екатерина употребила при устройстве комиссии об уложении. Созваны были депутаты нации, и созваны в строгих формах национального представительства; для этого собрания составлен был наказ, заключавший в себе собрание лучших политических истин того времени; ничто не было забыто, чтобы облечь это собрание всеми гарантиями свободы и всеми атрибутами достоинства, чтобы дать ему, чтобы дать России, которую оно представляло, политическое бытие. Но все это было так незрело, так преждевременно, что только величие первой мысли и блеск последовавших военных и политических подвигов могли спасти попытку от всеобщего неодобрения. С тех пор мысли Екатерины II, как это можно видеть по ее дальнейшему образу действий, совершенно изменились. Неуспех этой попытки, кажется, охладил ее и, так сказать, устрашил ее от внутренних политических реформ”. Из времен императора Павла, к которому вслед за тем обращается Сперанский, отмечается закон о престолонаследии, а также закон, “который устанавливает за правило, что крестьяне должны работать не больше трех дней в неделе. Это был первый закон, обнаруживший благоприятное расположение к крестьянам, со времени их подчинения землевладельцам”. Указав затем на указы императора Александра о праве всех сословий владеть землею, о свободных хлебопашцах, об освобождении лифляндских крестьян и об учреждении министерств с ответственностью, Сперанский из всего этого исторического обзора делает вывод, что Россия идет к свободе.

“Все жалуются, – замечает далее Сперанский в том же Введении, – на смешение, которое царствует в наших гражданских законах; но где средства улучшить их, ввести в них желаемый порядок, когда мы не имеем законов политических! К чему служат законы, определяющие права собственности каждого, когда сама эта собственность не имеет никакого прочного и определенного основания?.. Жалуются на беспорядок в финансах, но можно ли хорошо устроить финансы там, где нет публичного кредита, где не существует никакого политического учреждения, которое могло бы обеспечивать его прочность? Жалуются на медленность, с какою распространяется просвещение, промышленность; но где принцип, который мог бы оживотворить их?” По поводу распространения просвещения, записка обращается не только к политическим реформам, но и к крепостному праву: “К чему послужит рабу просвещение? К тому только, чтобы яснее обозрел он всю горесть своего положения”. “Упомянув о том, – сообщает В. И. Семевский, – что было время, когда теперешние крепостные могли иметь собственность и пользовались правом перехода с места на место, Сперанский замечает, что хотя “рабы всегда и везде существовали (в самых республиках число их равнялось почти числу граждан, а участь их там была еще горше, нежели в монархиях)”, но что “не должно, однако же, из сего заключать, чтобы рабство гражданское было необходимо. Мы видим, напротив, государства обширные и многонаселенные, в коих рабство сего рода мало-помалу уничтожилось. Нет никаких оснований предполагать, чтобы и в России не могло оно уничтожиться, если приняты будут к тому действительные меры. Но чтобы сии меры были действительны, они должны быть постепенны. Гражданская свобода имеет два главные вида: свобода личная и свобода вещественная.