Николай Пантелей - Записки штурмана

А на поляночке ковер земляники. По детской привычке, что ли, стал собирать и класть в рот спелые ягоды.

Настал самый критический момент для размышления. Что дальше делать? Опыта нет, да и не кому было о таком рассказать. Выходит, что я первый оказался в таком положении. Знаю, что линия фронта, то есть линия непосредственного соприкосновения немцев с советскими войсками, проходит по старой границе ( до 1941 года), между Латвией и СССР. Рассчитал, где я нахожусь от этого рубежа. Выходило, что около 10 километров западнее линии фронта в расположении немецких войск. Кругом стрельба, все живое горит. Ухожу на восток. По пути попадаются отдельные сельские домики, хутора. В Латвии деревень не было, хутора в 2 - 3 домика, и так везде.

Встретил мужчину с женщиной. Наверное, муж с женой. По-русски говорят хорошо. Мы, говорят, разыскиваем сбежавшую лошадь. Спрашиваю у них, сколько километров до старой границы. Они ответили, что девять. Потом они у меня спрашивают, кто я такой и куда следую? Я ответил, что беженец, ухожу на восток от немцев. Они спрашивают, а почему у меня кожа на лбу сорвана и сочится кровь? А я этого не знал и соврал, что содрал кожу в густых кустах по неосторожности. Но чувствую, что не поверили. Не похож я на беженца: в хромовых сапогах, брюках галифе цвета "хаки" с голубой окантовкой, в добротном свитере бежевого цвета, а в кармане револьвер "наган".

Они мне сказали, что все поняли. Наблюдали воздушный бой. Показали направление на восток и ушли, а я продолжал топать на восток по полям и кустарникам. По дорогам не пытался выходить, зная, что могу встретится с кем-либо и оказаться в весьма неудобном положении. Время было около пяти часов пополудню. Образовались облачка, сначала кучевые, а потом кучево-грозовые и вскоре хлынул ливень, началась гроза. Я промок до нитки, но продолжал продвигаться вперед. Впереди по пути - речушка, до берегов полна водой. Вода по шейку, дождь утихает. Перешел ее вброд. Захотел пить. Впереди домик с колодцем, иду к нему. Навстречу выбежала собачонка и бросилась на меня с диким лаем, а следом вышел хозяин дома. Ярость собачонки не унимается. Я прошу хозяина убрать собачонку и дать мне попить воды. Он мне ответил что-то на латышском языке и на мою просьбу не обращает внимания, а собачонка наглеет и вот-вот укусит за ноги. Я был вынужден обнажить наган и выстрелить, чтобы отпугнуть собаку. Она завизжала и убежала, а хозяин взял ведро и достал из колодца воды. Я попил, и ушел от этого негостеприимного человека.

Время приближалось к вечеру, стрельба затихала, но пожары были в самом разгаре. Идя по полям я вышел к железнодорожной станции, стал около дерева метрах в 300 от станции и приготовил наган. Ничего живого по моим наблюдениям на станции не было. Зашел на станцию. Ни души. Вагоны разбиты (очевидно после налета немецкой авиации). В разбитых вагонах - авиамоторы наши М-100 и разное барахло. Но всё так разбито, что нельзя определить, что это. Пока я осматривал станцию, наступили сумерки, иду на восток. Тихо, ни одного выстрела, только селения, мимо которых я прохожу, горят и даже треск бревен слышен. Наконец подошел к речке (река Великая), по берегу которой проходила старая госграница. На восточной стороне проволочное заграждение в несколько рядов и высотой метра три. Туман над речкой, тихо. Подошел к реке, она не очень широкая, метров 20 25. Решил переправиться на другой берег, оказалось глубина была небольшая, я перешел ее вброд, и к полуночи дошел до проволоки, которую благополучно преодолел и с некоторой радостью заспешил на восток. Прошел я километр и наткнулся на большую дорогу, которая пересекала мой путь. Подошел поближе, осмотрелся. На дороге стоят недвижимо танки. Слышу храп спящих и недалеко слышна нерусская речь. Очевидно это немецкая танковая заправка.

Принимаю решение перебежать эту страшную дорогу. Перебегаю быстро. Вышел в поле и где-то далеко, еле различимо, вырисовываются две горки (время было около 2 часов ночи). Держу курс на эти горки. Подхожу к ним и натыкаюсь на свежее проволочное заграждение, но уже низкое, с метр высотой. Перелезть это заграждение оказалось невозможно. Почему-то принял вправо. Прошел вдоль него метров 300, заграждение кончилось. Еще лежат мотки проволоки, в ящиках гвозди, инструменты. Отвернул левее и иду опять на горки. Вроде мне на горке показался силуэт человека, но быстро исчез. Добрался до горки и топаю по ее склону на северо-восток. Вдруг едва не запнулся - стоит станковый пулемет "максим" и около него спят два человека. Кто они, немцы или наши, в темноте не разобрать. Решил - я их убью и захвачу пулемет (хотя я и не умею с ним обращаться). Но нужно выяснить, кто пулеметчики - наши или немцы. Начал рассматривать - немцы, наверное, - в касках. Я наших в касках никогда не видел. Пистолет держу наготове, а сам продолжаю их исследовать, дошел до брюк - клинья на коленях, как и у меня были, когда я был курсантом. Давай разбужу. Одного из них толкаю, проснулся. Я его спрашиваю, кто ты красноармеец или немец. Отвечает красноармеец. А, почему вы спите, ведь я бы мог вас убить, если бы был ваш враг. Да знаете, говорит, вели очень тяжелый бой, устали и уснули. Я ему представился, кто я такой. Он рассказал мне, что наблюдал воздушный бой и что немцы всех наших сбили и только один ушел со снижением и где-то приземлился на нашей территории.

Выслушав его, я попросил, чтобы он меня проводил к командиру. Он мне ответил, что скоро здесь будет взводный, а он не может отлучиться. За то время пока мы разговаривали, проснулся и второй пулеметчик. Вскоре подошел взводный: в каске, плащ-палатке. Я познакомился с ним и он сказал, что только недавно окончил Подольское пехотное училище и попал прямо на фронт. Я ему обрисовал обстановку и мы с ним пошли к командиру батальона. Вся эта процедура с момента встречи с нашими красноармейцами и до ухода к командиру батальона заняла около часа. Когда я поднялся, то почувствовал адскую боль в правой ноге в районе бедра.

- Ой, брат, что-то мне больно! - болело адски бедро правой ноги. По всей вероятности расслабившись морально и физически в спокойной обстановке среди своих, я вышел из нервного шока, в состоянии которого я ничего не чувствовал и ни о чем не думал, лишь бы выйти к своим.

Через некоторое время мы пришли к ДОТу, выполненному из бетона, он врыт в землю и только колпак и наблюдательные и огневые окошки наружу. Около ДОТа вповалку на земле спят наши бойцы. Время шло к рассвету. Представился я командиру батальона, доложил о своем ранении и попросил его дать мне какой-либо транспорт для дальнейшего передвижения. Он мне рассказал об обстановке на его участке обороны: за батальоном закреплено три ДОТа, у каждого дота имеется три 76-мм пушки, но снарядов нет, по три пулемета на ДОТ, транспорта кроме нескольких пароконных телег тоже нет.