Кристиана Дерош-Ноблькур - Тутанхамон. Сын Осириса

За зеленой долиной и развалинами заупокойного храма Аменхотепа III, от которого остались только знаменитые колоссы Мемнона – впечатляющие и наглядные свидетельства исчезнувшего мира, – начинается пустыня. Плодородные почвы внезапно уступают место безжизненным пескам и камню; здесь уже ничто не может расти. Вместо прохладного ветерка с реки, вас обдает жаром доменной печи. Это и есть настоящий левый берег, царство фиванских мертвых, где жрецы, бальзамировщики, гробовщики, могильщики и стражи, охранявшие склепы, жили своей жизнью в тени гробниц и монументов, воздвигнутых царями Нового царства: Дейр-эль-Бахри, Рамессеум, Мединет-Абу…

Все это – заупокойные храмы царей, реально похороненных в другом месте. В эпоху XVIII династии подземная часть царского погребального комплекса была отделена от храма, умерших стали хоронить за внушительной скалой Дейр-эль-Бахри, в высохшем русле правого притока Нила, получившем название Долина царей и Долина цариц. По примеру венценосных особ фиванская знать стала возводить свои вечные обители у той же скалы. В роскошных мастабах («гробницах в виде скамей») Древнего царства, сооруженных из известняка, имелись молельни, на фризах которых были помещены цветные барельефы с изображениями бытовых сцен. Когда Фивы превратились в столицу государства и правители стали размещать свои гробницы под естественной пирамидой, возведенной самой природой на вершине фиванской горы, придворные и сановники получили высочайшее разрешение высекать гробницы в склонах. Самые красивые расположены на нижнем уровне, где камень мягче и лучше поддается обработке. Прекраснейшие резные фризы времен правления Аменхотепа III сохранились в знаменитых молельнях гробниц Хемхета, Херуфа и Рамоса. Выше по склону камень худшего качества и не всегда пригоден для резьбы. В этих случаях стены молелен гладко обтесывали и разрисовывали яркими красками, которые и сегодня не утратили своей свежести.

В этих рисунках и барельефах жизнь Фив запечатлена во всех ее проявлениях: знатные гости на царском празднестве, судьи на скамьях, царский писец, исполняющий свои обязанности. Сады, деревья и растения окружают прямоугольные пруды с рыбами; над ними порхают птицы, и у берега цветет лотос. Мы видим садовый шадуф, не изменившийся за тысячелетия, и мастеров, заканчивающих статую или изготовляющих мебель. Строители делают глиняные кирпичи и складывают стену; пастух, красивый как молодой бог, гонит свое стадо домой. Девушка замерла на мгновение, подбирая колосья; батрак просит товарища вытащить из его ноги занозу. Крестьянин спит под деревом, на котором висит его бурдюк, а брадобрей занимается своим ремеслом прямо на поле.

На красочных барельефах или плоских картинах представлены чуть ли не все ремесла; например, золотых дел мастер обрабатывает великолепный самоцвет, а литейщик плавит драгоценный металл. Знатные фиванцы собрались на пир, их ублажают хорошенькие девушки, музыканты и танцовщицы.

В каждой гробнице встречаются очередные вариации на одни и те же темы. Две из них, присутствующие с самых ранних времен, – охота и рыбная ловля. Во времена XVIII династии подобные рисунки обретают особое изящество. Владелец гробницы изображен среди зарослей папируса в рыбачьей лодке, сплетенной из ивняка и обтянутой кожей; его сопровождают жена, иногда дети. На одном рисунке он бросает бумеранги в водоплавающих птиц. На другом показано, что он багром поймал двух больших рыб. Долго считалось, что этот традиционный мотив, столь часто использующийся в оформлении молелен, иллюстрирует приятное времяпрепровождение, ожидающее ушедших в мир иной.

Мир умерших, особенно в погребальных храмах Фив, дает нам полное представление о жизни Египта в эпоху фараонов. Колодец-шахта у молельни вел под землю в погребальную камеру, которая являлась сугубо личной и куда никто не допускался после захоронения. Здесь, окруженная всем необходимым скарбом, лежала в саркофаге мумия.

Но воссоздать обстановку этой части некрополя не так уж трудно. Многое сохранилось, пусть даже в полуразрушенном виде, под песками или слоями азотного осадка, так называемого себах. И нам достаточно миновать Курну и Курнет-Мюрай и проследовать по пересохшему руслу, вади, между Долиной царей и Долиной цариц, оставив по левую руку заупокойный храм Рамзеса III, возвышающийся над романтическими руинами Джеме, древнего коптского города. По дороге в Долину цариц находится пещера, у входа в которую высечены надписи с обращениями к местной богине, «любящей молчание», богине-змее, которая правит на вершине горы. Во времена Нового царства здесь, вероятно, поклонялись двум кобрам, как и сегодня в некоторых домах Курнет-Мюрай привечают рептилий.

Тропинка приведет нас к вади Дейр-эль-Медине. Сотрудники каирского отделения Французского института археологии Востока вот уже сорок лет расчищают от себах древние остатки большого, обнесенного стеной поселения, в котором в течение нескольких поколений во времена Нового царства жили рабочие некрополя. В поселении была главная улица и площадь, где набирали воду. Стражи, стоявшие на посту у каждых ворот, охраняли поселение и, возможно, присматривали за его жителями. Неподалеку располагалась пустынная гора – прибежище волков, гиен и разбойников.

Одно за другим появляются из-под песка разрушенные жилища; на дверных косяках и основаниях колонн, поддерживавших крыши, написаны имена их владельцев. Таким образом, оказалось возможным сопоставить эти надписи со сведениями, содержащимися в найденных на месте раскопок папирусах, и именами владельцев гробниц в ближайшем некрополе. Многочисленные находки, в особенности остраконы, обнаруженные в стенах, в домах, культурном слое или тайниках колодцев северного храма, позволяют представить достаточно ясно, как протекала жизнь в деревне. (Остракон – кусок известняка или черепок, на котором писали иератическим письмом – упрощенными иероглифами; это позволяло древним египтянам экономить на дорогом папирусе.) Из записей мы узнаем, каким образом была организована работа. Бригады – сформированные сообразно тому, по правой или по левой стороне главной улицы человек жил, – спускались по тропе к узкому входу в долину, раскинувшуюся у подножия фиванского пика. Здесь они разбивали лагерь, каждая на «своей» стороне дороги. Лагерь служил им базой в последующие десять дней, в течение которых они работали. По истечении этого срока они возвращались в свое поселение, Сет-Маат, «Место правды».

Эти рабочие, вопреки расхожему мнению, не были ни пленниками, ни рабами, и не похоже, что с ними обращались жестоко, а когда строительство заканчивалось – их предавали смерти. Напротив, тысячи остра-конов содержат забавные отговорки, к которым прибегали ленивые строители, чтобы не выходить на работу. Так, одному пришлось срочно везти заболевшего осла к ветеринару, а другой три раза хоронил одну и ту же тетушку! Третий рабочий просит о повышении, а четвертому понадобилось отлучиться, чтобы заказать новый инструмент. Сообщается также о задержках, вызванных тем, что бригада наткнулась на «камень», прожилку кварца, которая тормозила работу. В счетах одного мастера указывается количество фитилей, выданных рабочим для масляных ламп, которыми они пользовались под землей.