Алекс Гольдфарб - Саша, Володя, Борис... История убийства

Перед взлетом я успел позвонить приятелю в Лондон и попросить срочно найти адвоката, чтобы тот встретил нас в Хитроу.

— Ты понял, что произошло? — спросил Саша.

— Да, турки прицепились на паспортном контроле, довели нас до самолета и обеспечили посадку.

— Это значит, что на меня есть ориентировка, но турки решили, что будет лучше, если мы из Турции выкатимся, — сказал он. — Нет человека, нет проблемы. Хорошо, что мы унесли отсюда ноги. Турки могли решить иначе, и сейчас я летел бы в Москву.

ТРОЕ СУТОК Я НЕПРЕРЫВНО ожидал, что “закон непредвиденных последствий” предстанет передо мной в образе свирепого турецкого полицейского. Но посланцем судьбы оказался офицер британской иммиграционной службы, подчеркнутая вежливость которого не предвещала ничего хорошего.

— То, что вы сделали, — сказал он, рассматривая Сашин фальшивый паспорт, — в Соединенном Королевстве сурово наказывается. Вы понимаете, что я могу арестовать вас за нелегальный ввоз беженцев?

Я знал, что они ничего не могли сделать с Сашей — существует четкая процедура рассмотрения просьб об убежище, как нам объяснил по телефону ждавший снаружи адвокат по имени Джордж Мензис — если им откажут, то дело идет в суд и потом может тянуться годами. А вот моя судьба целиком в распоряжении иммиграционного чиновника. По всему было ясно, что он не разделяет моей романтической ностальгии по временам героических побегов из-за Железного занавеса.

— При всем уважении, сэр, — сказал я, — в данном случае имеются чрезвычайные обстоятельства. Г-ну Литвиненко и его семье грозила опасность. Это вопрос жизни и смерти.

— В России, насколько мне известно, демократическое правительство, — парировал мой собеседник. — Почему вы не повезли его к себе в Америку? Говорите, ваше посольство отказалось его принять, и вы решили свою проблему за наш счет, не так ли? Вы, кстати, получили за это деньги от Литвиненко?

— Нет, я сделал это из соображений гуманности, зная о британской традиции давать убежище беглецам от тирании.

— Из соображений гуманности я не буду вас арестовывать, но закрываю вам въезд в Великобританию. Литвиненко мы отпускаем под поручительство адвоката, а вы на первом же самолете полетите обратно в Турцию. Ваш паспорт пока останется у нас, вам отдадут его при посадке.

Он поставил штамп пограничного контроля в паспорт, со смаком перечеркнул его и сделал какую-то приписку.

— Но мне не надо в Турцию, — запротестовал я. — Мне нужно в Нью-Йорк.

— Полетите в Турцию! И новый чистый паспорт вам не поможет, — перехватил он мою мысль. — Я вношу ваше имя в компьютер как организатора незаконной переправки группы иммигрантов, так что если вздумаете приехать, обращайтесь в наше посольство за разрешением. Впрочем, сомневаюсь, что вы его получите.

Саша и Марина не поверили своим ушам, когда я объяснил им, что происходит.

— Если б я привез подполковника ФБР в Шереметьево, мне бы дали орден, — сказал Саша. — А тебя грозятся арестовать! Ничего не понимаю! Что же будет с нами?

Потребовалась вся моя сила убеждения, чтобы успокоить их. Несмотря на суровый тон пограничника, объяснил я, теперь они в полной безопасности — ведь они на английской земле.

Пограничник сдержал слово. Из английского компьютера запись перекочевала в международную сеть и, видимо навсегда, испортила мою электронную репутацию. Хотя англичане сняли запрет на въезд спустя несколько месяцев, меня до сих пор время от времени останавливают на разных границах и просят объяснить, что произошло в аэропорту Хитроу 1 ноября 2000 года.

ВЕРНУВШИСЬ В АМЕРИКУ, я попытался узнать, что могло произойти за те несколько часов и что заставило ЦРУ изменить свое решение. Никто из моих знакомых, понимающих в этих делах, не хотел об этом и слышать: скажи спасибо, что все обошлось, и не вороши эту историю. Но любопытство не оставляло меня. И, наконец, один отставной шпион, ветеран холодной войны, объяснил мне, что же, скорее всего, случилось.

— В такой ситуации самое важное — скорость. Как только становится ясно, что человек уходит на другую сторону, включаются механизмы взаимодействия по всем формальным и неформальным каналам. Русские, скорее всего, сказали американцам:

“Мы знаем, что наш человек в Турции, и мы знаем, что он уходит к вам. Если вы его примете, то мы прищемим вам хвост в другом месте, вышлем кого-нибудь, устроим вам то и это — так что не вздумайте его брать!” И тогда американцы начинают подсчитывать, а стоит ли этот человек того урона, который воспоследует. Одно дело, когда переход происходит по-тихому, и об этом становится известно гораздо позже или вообще никогда — исчез человек, и нет его. Другое дело, когда начинается торг. Уехав в Стамбул и выпав из поля зрения, вы потеряли время. За эти несколько часов русские вышли на американцев и заблокировали переход.

— А в гостинице, как ты думаешь, за нами следили русские или американцы?

— Конечно, русские. Но прямой опасности не было. Они не стали бы ликвидировать его там — слишком хлопотно и много шума. Они добились бы от турок выдачи. Задержись вы в Турции лишний день, все бы плохо кончилось.

— А турки в аэропорту?

— Это было на следующий день? Значит, уже был запрос на его задержание. Вам крупно повезло. Турки, видимо, действительно решили дать вам выехать, чтоб не ввязываться в эту историю.

Мой знакомый объяснил, что побег офицера — очень серьезный урон для репутации любой спецслужбы, не только из-за информации, которую несет беглец, но и потому, что это деморализует весь личный состав. Один сбежал, другому захочется.

— А вы еще выставили ФСБ на посмешище, потому что это первый случай на моей памяти, когда успешную “экстракцию” произвели не профессионалы, не ЦРУ, не МИ-6, не Моссад, а любители — Алекс Гольдфарб с Борей Березовским. Они вам это надолго запомнят. В следующий раз действуй быстрее.

Мне больше не приходилось искушать судьбу подобным образом. Что же касается Саши, то Лондон оказался для него отнюдь не столь безопасным местом, как я ему обещал.

Глава 2. Любовь и долг

Шоссе Анкара-Стамбул, 31 октября 2000 г.

Дорога располагает к разговорам.

Пока в ЦРУ раздумывали, давать ли ему приют, Саша делился со мной своими секретами. Всю дорогу из Анкары в Стамбул он рассказывал о прошлом.

Главным союзником в его жизни была женщина, спавшая на заднем сиденье с сыном на руках. Все, о чем он вспоминал тогда в машине — о бандитах и олигархах, террористах и политиках — все разделялось для него на “до и после Марины”. Главной точкой отсчета в его жизни был не день окончания школы или поступления в КГБ, не знаменитая пресс-конференция или время в тюрьме. Ею стала их первая встреча летом 1993 года. Все, что произошло с ним раньше, ему самому представлялось теперь не слишком интересным. Встреча с ней стала чудом, превратившим обычную жизнь в нечто особенное. И хотя Марина никогда не вникала в его дела, да и сам он старался не посвящать ее в подробности своей работы, она играла роль компаса на его непростом пути.