Владимир Ленин (Ульянов) - Полное собрание сочинений. Том 17. Март 1908 — июнь 1909

В ряду тех же признаков выпрямления настоящей социал-демократической, действительно-партийной работы стоит явственно выступающий факт усиления нелегального издательства. «Урал издает восемь газет, – читаем в ЦО, – Крым – 2, Одесса – одну газету, в Екатеринославе скоро выходит газета; значительна издательская деятельность Петербурга, Кавказа и национальных организаций». Помимо двух заграничных с.-д. органов, выпущен в России, несмотря на выходящие из ряду вон полицейские препятствия, Центральный Орган. Готовится областной орган «Рабочее Знамя»{4} в Центрально-промышленном районе.

Тот путь, на который твердою ногою вступает с.-д. партия, вырисовывается из всего сказанного выше вполне определенно. Крепкая нелегальная организация партийных центров, систематическое нелегальное издательство, а главное: местные и в особенности заводские партийные ячейки, руководимые передовиками из самих рабочих, живущими в непосредственной связи с массой, – такова основа, на которой мы строили и построили непоколебимо-прочное ядро революционного и социал-демократического рабочего движения. И это нелегальное ядро будет несравненно шире, чем в прежние времена, простирать свои щупальцы, распространять свое влияние и через посредство Думы, и в профессиональных союзах, и в кооперативах, и в культурно-просветительных обществах.

На первый взгляд, есть замечательное сходство в этой системе партийной работы и той, которая установилась у немцев во времена исключительного закона (1878–1890 гг.){5}. Тот путь, который германское рабочее движение прошло в тридцать лет после буржуазной революции (1848–1878), – русское рабочее движение проходит в три года (конец 1905 года – 1908 г.). Но за этим внешним сходством скрывается глубокое внутреннее различие. Тридцатилетие, протекшее после буржуазно-демократической революции в Германии, вполне выполнило объективно-необходимые задачи этой революции. Она изжила себя и в конституционном парламенте начала 60-х годов, и в династических войнах, объединивших большую часть немецких стран, и в создании империи при помощи всеобщего избирательного права. В России не истекшие еще три года после первой великой победы и первого великого поражения буржуазно-демократической революции не только не выполнили ее задач, а, напротив, впервые внесли сознание этих задач в широкие массы пролетариата и крестьянства. Изжили себя за эти два с небольшим года конституционные иллюзии и вера в демократичность либеральных лакеев черносотенного царизма.

Кризис на основе неосуществленных объективных задач буржуазной революции в России неминуем. Чисто экономические, специально-финансовые, внутренне-политические и внешние события, обстоятельства и перипетии могут сделать его острым. И партия пролетариата, – вступив на прямую дорогу создания крепкой нелегальной с.-д. организации, обладающей более многочисленными и более разнообразными орудиями легального и полулегального влияния, чем прежде, – сумеет встретить этот кризис более подготовленной к решительной борьбе, чем в октябре и декабре 1905 года.

О «природе» русской революции

Гони природу в дверь, она влетит в окно, – восклицает кадетская «Речь» в одной своей недавней передовице{6}. Это ценное признание официального органа наших контрреволюционных либералов необходимо особенно подчеркнуть, ибо дело идет о природе русской революции. И нельзя достаточно настаивать на том, с какой силой подтверждают события основной взгляд большевизма на эту «природу» крестьянской буржуазной революции, которая может победить лишь против колеблющегося, шаткого, контрреволюционного буржуазного либерализма.

Перед первой Думой, в начале 1906 года, г. Струве писал: «крестьянин в Думе будет кадетом». Это было тогда смелым утверждением либерала, еще думавшего о перевоспитании мужика из наивного монархиста в сторонника оппозиции. Это было тогда, когда орган бюрократии, газета лакеев г-на Витте, «Русское Государство»{7} уверяло, что «серячок выручит», т. е. что широкое представительство от крестьян окажется благоприятным для самодержавия. Мнения подобного рода были в те времена (далекие времена! целых два года отделяют их от нас!) настолько распространены, что даже в меньшевистских речах на Стокгольмском съезде{8} явственно звучат родственные ноты.

Но уже первая Дума{9} развеяла эти иллюзии монархистов и иллюзии либералов бесповоротно. Самый темный, неразвитой, политически-девственный, партийно-неорганизованный мужик оказался неизмеримо левее кадетов{10}. Борьба кадетов с «трудовицким духом» и трудовицкой политикой{11} составляет основное содержание либеральной «деятельности» в течение обеих первых Дум. И когда, после разгона второй Думы{12}, г. Струве – передовой человек среди либеральных контрреволюционеров – бросал свои гневные отзывы о трудовиках, провозглашал крестовый поход против «радикальничающих интеллигентских» вождей крестьянства, он выражал этим полный крах либерализма{13}.

Либерализм после опыта двух Дум потерпел полное фиаско: ему не удалось «приручить мужика». Ему не удалось сделать его скромным, уступчивым, согласным на компромисс с помещичьим самодержавием. Либерализм буржуазных адвокатов, профессоров и прочей интеллигентской дребедени не смог «приспособиться» к «трудовицкому» мужичью. Он оказался политически и экономически позади его. И все историческое значение первого периода русской революции можно резюмировать словами: либерализм уже окончательно доказал свою контрреволюционность, свою неспособность руководить крестьянской революцией; крестьянство еще не вполне поняло, что только на революционно-республиканском пути, под руководством социалистического пролетариата может быть завоевана настоящая победа.

Крах либерализма означал торжество помещичьей реакции. Теперь, запуганный этой реакцией, униженный и оплеванный ею, превращенный в крепостного пособника столыпинской конституционной комедии, либерализм нет-нет да и всплакнет о прошлом. Конечно тяжела, невыносимо тяжела была борьба с трудовицким духом. Но… все же… не выиграем ли мы второй раз, если опять усилится этот дух? Не сыграем ли мы тогда удачнее роль маклеров? Не писал ли наш маститый, наш знаменитый П. Струве еще до революции, что средние партии всегда выигрывают от обострения борьбы между крайними?