Элен Фисэль - Жизнь Марии Медичи

Второго декабря 1600 года в сопровождении конвоя из двух тысяч всадников флорентийка прибыла в Лион, где вновь не нашла своего супруга. Как оказалось, он отправился в небольшое путешествие в обществе Генриетты де Бальзак д’Антраг – они к тому времени снова помирились…

Было и еще одно обстоятельство. Генрих IV успел повоевать с герцогом Савойским32 из-за маркграфства Салуццо. Король управлял армией из Гренобля – потому-то он и решил, что удобнее всего будет встретиться с новоиспеченной супругой именно в Лионе, и там же он намеревался провести пышную брачную церемонию.

Мария, конечно же, ничего этого не знала.

В честь законной королевы в местном соборе была отслужена торжественная месса, а затем начались празднества, продолжавшиеся восемь дней. Но даже они не смогли отвлечь флорентийку от беспокойства. К тому же она заболела. Декабрь – холодный месяц, и изнеженные южане мерзли. Во дворце, где жила Мария, растопили все камины, но, увы, это не спасло ее от простуды.

Генрих приехал лишь 9 декабря, что-то около девяти вечера. С собой он взял тысячу солдат, ибо успел прослышать, какой пышной свитой окружила себя флорентийка, и не хотел уступать ей ни в чем. Однако после битвы в горах войско его было в неприглядном виде – все грязные и уставшие. Сам король был одет недостойно правителя. Но разве это имеет значение? Он хотел показать своей будущей жене, как выглядит настоящий победитель. Ему и в голову не приходило переодеваться: боевые доспехи, высокие сапоги с отворотами (пусть и заляпанные грязью), шпага и пара пистолетов за поясом – отличный вид!

Накануне своего приезда Генрих послал в Лион одного из своих придворных, которому можно было доверять. Ему предстояло лично оценить внешность флорентийки и передать свои впечатления королю. Посланник нашел Марию укутанной в меха. Архиепископский дворец казался ей нестерпимо холодным. Чтобы согреться, она выпила немало вина, и когда посланник сообщил ей о скором прибытии Генриха, кровь ударила ей в лицо. Затем, охваченная ужасом, она впала в ступор. Посланник связал это с волнением, незнакомой обстановкой – да с чем угодно, ибо мысль о том, что рослая особа лет под тридцать испугалась мужчины, просто не могла прийти ему в голову.

О своих впечатлениях он тут же доложил королю, но сделал это в столь уклончивых выражениях, что Генрих ничего не заподозрил.

Когда Генрих наконец встретился с Марией, он прежде всего извинился, что заставил ее прождать целую неделю. Также он сообщил, что не мог приехать раньше, поскольку его долг – разобраться с разбойниками, посягнувшими на французские земли, и она, как супруга французского короля, конечно, должна понять это.

Привыкший к обществу красивых женщин, Генрих не смог удержаться от мысли, что, к несчастью, отсутствовал всего лишь неделю. Его первое впечатление о Марии было удручающим. Как выяснилось позже, на всех портретах, доставленных из Флоренции, Мария была значительно моложе, и у нее еще не было такого «тупого и упрямого» (это его слова) выражения лица.

Что касается интеллектуальных способностей Марии Медичи, то Жедеон Таллеман де Рео приводит лишь один факт, который говорит о многом:

«Она верила в то, что большие, громко жужжащие мухи слышат, что говорят люди, и потом передают то, что услышали»33.

Историк Жюль Мишле не без иронии констатирует:

«Охлаждение было сильным, и оно было связано с самой принцессой, которая сильно отличалась от своего портрета, который, по-видимому, написали лет десять назад. Перед собой он увидел женщину большую, полную, с круглыми глазами, взглядом грустным и жестким, испанку по манере одеваться и австриячку по общему впечатлению. […] Она не знала французского, ведь ей всегда не нравился этот язык еретиков. По пути, на корабле, ей дали в руки плохой французский роман, “Клоринда”, и она воспроизвела из него несколько слов…»34

Весьма и весьма внушительным весом Мария была обязана своей матери – Иоанне Австрийской, а упорством и ограниченностью, написанными у нее на лице, – испанскому воспитанию. Ее поступь была тяжелой, совсем не женской.

Автор исторических и любовно-приключенческих романов Жюльетта Бенцони описывает ее так:

«От природы крепкого телосложения, пухлая, с едва обозначенной талией, Мария Медичи в свои двадцать семь лет выглядела на все сорок. Черты ее удивительно белого лица были слишком грубы, подбородок тяжеловат, а небольшие круглые глаза были лишены блеска. Редко когда лицо так верно отражает характер. С первого же взгляда становилось ясно, сколь эта женщина глупа, надменна и упряма и сколь легко поддается чужому влиянию. Вдобавок она была полностью лишена чувства сострадания, невероятно эгоистична и неблагодарна, в чем вскоре убедились ее подданные. Но в то же время она была невероятно богата, обожала роскошь и разбиралась в драгоценных камнях не хуже ювелира с Понте Веккьо»35.

К сожалению, прекрасный город, где она родилась, ничем не наделил ее, кроме «непонятного» языка и режущего слух акцента, когда она пыталась говорить по-французски.

Окруженная дамами, Мария низко присела, приветствуя короля Франции, своего мужа. Боже, она была еще и выше его ростом… Лишь когда она пригнулась, Генрих смог, не без некоторого усилия над собой, поцеловать ее в губы. Для флорентийки подобное было в диковинку, и она сжалась от испуга. Почувствовав ее дрожь, король подвел жену к камину, но ее рука, которую он крепко сжимал, была холодна и безжизненна.

Он многословно заговорил о небывалых морозах, ударивших в этом году, о трудностях пути… Она же отвечала невпопад, медлила с ответом, и Генриху пришлось констатировать, что она так же плохо понимает его, как и он ее.

Сказать, что Генрих был огорчен, – значит, ничего не сказать. Он тут же отозвал в сторону герцога де Белльгарда, ездившего во Флоренцию для проведения бракосочетания, и прямо спросил:

– По-вашему, это и есть лакомый кусочек?

Белльгард уклончиво промямлил, что боевой конь,

несущий рыцаря в полном снаряжении, подлежит совсем иной оценке, нежели стройные кобылицы, резвящиеся на лугу.

– Должно быть, у нее очень большие ноги? Вы же ехали вместе с ней, отвечайте! – не отступал Генрих.

– Ноги? Они соответствуют всему остальному, – последовал ответ.

– Друг мой, – потерял терпение король, – я послал вас во Флоренцию, чтобы вы как следует разглядели невесту. Ваши глаза – это мои глаза. Но после возвращения вы стали не особенно разговорчивым. В чем дело? Я не узнаю вас…

– Сир… – Белльгард запнулся. – Этот брак нужен всем, и остановить его ничто не могло.