Питер Маас - Исповедь Джо Валачи

Тем не менее при поддержке Кеннеди Хандли решил дать Бюро по борьбе с наркотиками больше времени для самостоятельной разработки Валачи. Однако две недели спустя, когда отчеты Селваджи перестали вселять надежды на какие-либо результаты из-за враждебности Валачи к Бюро по борьбе с наркотиками, просьба ФБР была удовлетворена и на арене появился Джеймс П. Флинн, специалист из ФБР по «раскалыванию», который подключился якобы для выяснения обстоятельств убийства в Атланте. На протяжении некоторого времени Флинн и Селваджи вместе допрашивали Валачи, который на гребне славы начал беззастенчиво сталкивать двух следователей лбами. К тому времени Валачи еще не назвал «Коза ностру» по имени, поэтому многие считали, что он лжет. Дело в том, что слова «Коза ностра» время от времени звучали на пленках, поэтому по крайней мере уже за год до появления Валачи ФБР имело основание полагать, что они обозначают широко известную «мафию».

Валачи подтвердил эту версию при драматических обстоятельствах. Оставшись 8 сентября на непродолжительное время с ним наедине, Флинн неожиданно сказал: «Джо, кончай валять дурака. Ты ведь знаешь, что я здесь, потому что информация нужна генеральному прокурору. Я хочу говорить о конкретной организации, зная ее название, порядковый номер и все остальное. Как ее называют? Мафия?

— Нет, — сказал Валачи, — это не мафия. Так ее называют только чужаки.

— Настоящее название итальянского происхождения?

— Что вы имеете в виду? — парировал Валачи.

— Мы знаем гораздо больше, чем ты думаешь, — сказал Флинн. — Я скажу первое слово, а ты все остальное. Это — «Коза…»

Валачи побледнел. Почти минуту он сидел молча, потом выпалил: «Коза ностра»! Значит вы о ней знаете ![4] «По мнению Хандли, Флинн был просто незаменимым человеком во всей этой истории. «Без него, — рассказывал Хандли, — у нас ничего бы не вышло. Флинн — это одареннейший работник, обладающий огромным воображением и инициативой. В завоевании доверия Валачи он проявил необычайное мастерство. Он безошибочно угадывал, когда нужно на него давить, а когда умаслить. Например, если Валачи был нездоров, Флинн сам давал ему лекарство. Если Валачи в очередной раз охватывала депрессия, Флинн обязательно находил способ, чтобы вывести его из этого состояния. Он часто приносил Валачи его любимые лакомства — сыры и острые колбасы. Это может показаться мелочами, но именно они делали погоду. На протяжении восьми месяцев Флинн практически делил с ним кров, и в конечном итоге Валачи пришел к мысли, что Флинн — его единственный друг. Честно говоря, Валачи был абсолютно прав».

Успешное проведение допроса — сложное искусство. В некоторой степени отчет офицера по надзору за условно освобожденными, представленный им в 1960 году, когда Валачи ожидал решения суда по делу о его участии в наркобизнесе, дает представление о том, насколько с ним трудно иметь дело. «Мало что можно сказать в его пользу, — говорится в отчете. — Валачи как личности не присущи ни мораль, ни желание жить по законам общества. Он никогда не мог полностью адаптироваться в обществе, в котором жил, причем сейчас, с учетом его возраста, вряд ли можно найти какие-либо основания тому, что ему удастся вообще это сделать».

Главным для Флинна было выделить мотивы решения Валачи сотрудничать с властями и постоянно играть на этом. «Большую роль играла идея мести, — вспоминал позднее Флинн, — но не менее важно было его четко рассчитанное желание выжить. Ни на секунду не сомневаюсь, что он был неисправимым грешником. Это был убийца, способный на крайнюю жестокость. Это был изворотливый противник законно избранной власти, обитавший в мире страха и подозрения. Страх для него имеет особое значение. Страх наказания за то, что натворил за свою жизнь, и страх перед тем, что ему никто не поверит».

К концу сентября Валачи стал безраздельной собственностью ФБР, и вплоть до января следующего года Флинн, которому для подкрепления был придан еще один сотрудник ФБР, допрашивал Валачи в среднем четыре дня в неделю. Как правило, допрос продолжался три часа, после чего Валачи становился раздражителен и малоуправляем. Было установлено, что для прекрасной памяти Валачи оптимальным был режим, в котором ему позволяют говорить в стиле монолога, несмотря на многочисленные ссылки на неких «их», «его», «нас», устанавливать личности которых приходилось уже на следующих допросах.

После первого прорыва Валачи достаточно безболезненно выдал организационную структуру «Коза ностры», в результате чего Министерство юстиции получило довольно ясную картину огромных масштабов ее деятельности. Он поведал, что «Коза ностра» подразделяется на «семьи», контролирующие свой географический регион — Бостон, Буффало, Чикаго, Кливленд, Детройт, Канзас-сити, Лос-Анджелес, Ньюарк, Нью-Орлеан, Нью-Йорк, Филадельфию, Питтсбург и Сан-Франциско. По словам Валачи, курорты типа Майами и Лас-Вегаса (а также докастровская Гавана) считаются «открытыми зонами». Это означает, что любая «семья», независимо от базовой принадлежности, имеет право иметь там своих людей и вести дела.

Во главе «семьи» стоит «капо» или «босс», имеющий заместителя — «субкапо». Затем следует «капорежиме» или «лейтенанты», каждый из которых возглавляет «режиме» или «команду». «Команда», в свою очередь, состоит из «солдат», чей статус в значительной степени зависит от личного опыта, связей и возможностей. Одни «солдаты», например, работают непосредственно на «лейтенантов», а другие имеют свой собственный бизнес. При этом всех членов «Коза ностры», от «солдата» до босса, тесно связывают друг с другом неразрывные узы, ибо все они итальянцы. Это, однако, никоим образом не означает, что «Коза ностра» ограничивает сферу своей деятельности этническим фактором. Она представляет собой закрытое общество в более масштабной системе, где кого только нет — евреи, негры, ирландцы, французы, пуэрториканцы, англичане и так далее.

Примерно треть членов «Коза ностры» сосредоточена в Нью-Йорке, где действуют целых пять «семей». Валачи назвал имена боссов каждой из них. Полиция и ранее считала их крупными рэкетирами, однако их истинное положение в преступном мире было для нее загадкой. Внешне все они выступали в роли респектабельных бизнесменов и были так надежно защищены густой сетью более мелких преступников, что попадали в тюремную камеру лишь в исключительных случаях. Поэтому приговор Вито Дженовезе был настолько неожидан, что «Коза ностра» единодушно решила, что его подставили. Однажды Дженовезе, который внешне напоминает дружелюбного старьевщика, спросили, испытывает ли он угрызения совести из-за убийства человека. Он дал классический для мафиози ответ: «Я отказываюсь отвечать на этот вопрос, ибо ответ может быть использован против меня».