Река времени. По следам моей памяти - Виктор Николаевич Ярошенко
В техникуме мама не участвовала ни в каких интригах или группировках. Поэтому часто, когда между сотрудниками возникали конфликтные ситуации, её призывали в качестве нейтрального арбитра, своего рода третейского судьи. За 40 лет бессменной работы она, как говорят, «пересидела» шестерых директоров. И каждый раз, когда увольняли, шёл на повышение или умирал очередной директор, маму приглашал к себе тоже очередной действующий заместитель министра автомобильной промышленности и говорил примерно следующее:
– Поздравляю Вас, Александра Ивановна, принято решение, наконец, назначить Вас директором Автомеханического техникума. Вот я при Вас подписываю завизированный всеми приказ о Вашем назначении. Можете сразу приступать. Есть, правда, маленькое условие: надо срочно написать заявление в партком с просьбой о принятии в КПСС. А то такой достойный человек и вне партии. Не удобно как-то, ну какой пример мы показываем молодёжи?!
Мама заранее знала, зачем её приглашают, предугадывала эти хитрости и была готова к ответу – всегда отнекивалась и говорила, что она ещё не достойна быть членом партии великого Ленина, ещё не доросла, вот ещё с одним директором поработаем, а там… В результате, чтобы не бросать слов на ветер о достойном человеке, министерство ей давало очередную почётную грамоту, значок или медаль. Все прекрасно понимали, что это просто отговорка, что у неё есть другие, более глубинные причины не вступать в КПСС. Но формально придраться было не к чему – она была классным специалистом, и поэтому упорно, много лет продолжала учить подрастающие поколения уму-разуму. Фактически по умолчанию мама была пассивным диссидентом и многие об этом догадывались, но слова этого никто не произносил, – могло стать клеймом и приговором. Она была безгранично преданна как семье, так и работе. Когда мама навсегда покинула нас, на похороны пришли не и только все родственники, но и многие сослуживцы.
Последний бой, он трудный самый…
Мой отец – Ярошенко Николай Михайлович, родился на Украине в 1918 году в селе Снытыщи в Народическом районе Житомирской области в семье Михаила Архиповича Ярошенко и Домны Назарьевны Назарчук, семья которой была раскулачена и выслана в Сибирь…
Фамилия «Ярошенко» не очень распространённая как на Украине, так и в России. Разные генеалогические ветви рода «Ярошенко» породили известных экономистов, политиков, художников, учёных… Есть даже такой астероид «4437 Ярошенко», открытый в 1983 году в обсерватории моего любимого российского Крыма.
Когда умерла бабушка, родители взяли деда в Москву, где он через несколько лет скончался в возрасте 90 лет. Буквально за два дня до смерти, как бы предчувствуя её, дед попросил прийти меня в госпиталь попрощаться и сказал среди прочего:
– Твой отец – мой сын Николай, замечательный честный человек, настоящий герой войны; его есть за что любить и уважать. Но он убеждённый коммунист и сталинист, а я – нет. Я вижу, что ты, хотя и член этой сатанинской партии, но совсем другой. Поэтому я расскажу тебе то, что знала только моя жена, царствие ей небесное, твоя бабка Домна. В восемнадцатом году я воевал против красных в армии Корнилова, а потом, когда он погиб, – Деникина. Когда стало ясно, что мы проиграли, вернулся домой, к семье. Для всех окружающих я был на заработках в Москве. Время было голодное, так многие мужики делали, чтобы прокормить своих близких. Местная красная шпана, которая захватила власть, конечно, подозревала, что я был у белых, но доказать ничего не смогла. Поэтому, в конце концов, оставили-таки нас в покое, но навсегда записали в «неблагонадёжные» и ходу по жизни не давали. Отцу ничего не говори; он уже никогда не сможет измениться – пусть доживает в своём коммунистическом идеальном мире. А ты должен пойти дальше, сделать следующий шаг, я не знаю, как это будет называться… Рад, главное – вижу, что с коммунистами тебе не по пути…
Отцу, как и просил дед, я ничего не рассказал. Через некоторое время я стал народным депутатом, членом межрегиональной депутатской группы – первого в СССР официального объединения, оппозиционного той самой КПСС, о которой говорил мой дед.
Когда началась Великая Отечественная война, отец проходил военную службу артиллериста-зенитчика в приграничном Дальневосточном военном округе, где постоянно происходили локальные стычки с японцами. Он считал себя патриотом и сразу запросился на фронт. Логично, что одновременно, как это было принято, подал заявление с просьбой принять его в члены ВКП(б), что и было вскоре выполнено. После короткой переподготовки, в декабре 1941 года, в составе так называемых «сибирских дивизий» молоденький младший лейтенант начал свой боевой путь под Можайском на одной из линий обороны Москвы. Дальше в составе 21-ой, а затем 6-ой гвардейской армии им был проделан длинный путь через Сталинград, Курскую дугу, Украину, Белоруссию, Прибалтику и Восточную Пруссию. Войска армий, в которых он служил, прошли с боями по дорогам войны свыше 12 500 км.
На Великую Отечественную войну почти одновременно ушли три родных брата, но никто так и не дошёл до Берлина. Старший – Игнат – попал в окружение в первые месяцы войны. Через две недели вышел из котла в составе небольшой группы бойцов с боями и оружием, но без партбилета и других документов. Результат печальный – оставшуюся жизнь, как и дед, прожил с клеймом «неблагонадёжный». Всю жизнь проработал на почте служащим, насколько я помню, был очень уважаемым человеком.
Младший брат Григорий был тяжело ранен осколком мины в голову после форсирования Днепра в составе десантной группы в сентябре 1943 года во время Киевской операции, когда выполнял приказ Главнокомандующего. Был в обиде на Сталина (хотя тут Сталин не при чём) за то, что после мотания по госпиталям про него забыли и не присвоили звание Героя Советского Союза (сначала попал в списки без вести пропавших). Перед ночной операцией командование объявило о решении наградить среди добровольцев званием «Герой Советского Союза» тех немногих, кто смогут доплыть до правого берега Днепра и удержать захваченный плацдарм. Григорий выполнил приказ, но не только не был награждён, но и с такой серьёзной раной не смог занять в жизни достойного места – работал служащим в местной администрации.
По словам отца, в начале войны немецкая техника была более высокого качества, чем советская. Однако, когда под Москвой в сентябре-октябре, началась настоящая распутица и дороги стали не проходимы, эта техника безнадёжно застревала в нашем
