Елена Кормилицына - Йозеф Геббельс. Особенности нацистского пиара

Меж тем Геббельс продолжал свою деятельность на новом для него посту руководителя пропаганды. Одной из самых главных своих заслуг этого периода он считал то, что сейчас мы называем созданием мифа о фюрере. В данном случае наблюдался достаточно интересный симбиоз Гитлера и его «имиджмейкера». Чем более популярным становился фюрер, тем более прочные позиции завоевывал глава пропаганды, и, в свою очередь, возрастание авторитета Геббельса подхлестывало его в мифотворчестве, связанном с фюрером. Придерживаясь мнения, что средний человек мыслит, как правило, иррационально, Геббельс сделал основную ставку на эмоции и не ошибся. Теоретики пропаганды обозначили бы методы, выбранные им, как методы персонификации и стереотипизации[35].

Персонификация в данном случае проявилась в том, что характеристика политического течения свелась по сути к характеристике его главы – Адольфа Гитлера, который должен был стать близким и родным буквально каждому. «Студентам и интеллектуалам предоставлялся Гитлер в качестве художника и архитектора, оторванного от своей учебы в 1914 году необходимостью служить нации. Для особ сентиментальных у Геббельса имелся Гитлер, который питал любовь к детям. Рабочим он подавал Гитлера-рабочего. Перед ветеранами Гитлер представлялся в образе Неизвестного солдата Первой мировой войны»[36]. В более кардинальном своем проявлении метод персонификации сводится к полному слиянию образа лидера с течением, которое он возглавляет.

Однако подобное полное отождествление было опасно тем, что самый незначительный промах лидера тут же могло лечь пятном на все движение в целом. Геббельс прекрасно отдавал себе в этом отчет. Выход был найден им в том, чтобы сделать фигуру лидера вообще неподсудной. Таковой она могла стать в том случае, если бы лишилась человеческих черт и обрела бы черты божественные. В речах Геббельса, в его статьях, все чаще стала появляться чисто религиозная экзальтация. Организуя выступления фюрера в немецких городах, он часто предварял его речи колокольным звоном, полагая, что не следует упускать методы воздействия, наработанные веками.

Впоследствии идея богоподобности Гитлера была подхвачена и другими соратниками по партии. В 1934 году Геринг в речи перед берлинской ратушей заявил: «Все мы, от простого штурмовика до премьер-министра, существуем благодаря Адольфу Гитлеру и через него». В 1938 г. в предвыборных призывах утвердить аншлюс Австрии и одобрить воссоздание Великой Германии говорилось, что Гитлер есть «орудие Провидения», и далее в ветхозаветном стиле: «Да отсохнет рука, которая выведет "нет"». Бальдур фон Ширах присвоил городу Браунау, где родился Гитлер, статус «места паломничества немецкой молодежи». Тот же Бальдур фон Ширах издал «Песнь верных», «стихи сложенные неизвестными юношами из австрийского Гитлерюгенда в годы гонений с 1933 по 1937 гг.» Там есть такие слова: «…Как много тех, кого ты вовсе не видал, но для которых ты – Спаситель»[37]. В дальнейшем, после прихода НСДАП к власти, политика, направленная на придание фигуре вождя сакральных черт, поддерживаемая государственными механизмами, станет более агрессивной. Она захватит самые разные слои населения и возрастные категории. Достаточно сказать, что питомцы детских садов начинали свой день с молитвы, являвшейся по сути вольным пересказом «Отче наш», где фюрера благодарили за «хлеб наш насущный». Принципиальное отличие «модифицированной» молитвы заключалось в том, что слово «Бог», заменялось на выражение: «Гитлер, мой Гитлер, посланный Богом».

В данном случае Гитлер выступал в качестве Мессии, пришедшего к людям, чтобы «спасти Германию от тяжелейшей нужды».

Тему мессианского служения фюрера будут весьма активно «разрабатывать» в течение всего времени существования Третьего рейха. Однако ни Геббельсу, ни самому Гитлеру так и не удастся использовать весь заложенный в данном методе пропагандистский потенциал. Дело в том, что в Германии с ее развитыми христианскими традициями оказалось необыкновенно трудно создать новое единое религиозное учение, лишенное внутренних противоречий. Подобные попытки предпринимались, но не получали стопроцентного охвата. Что говорить о стране, если даже лидеры национал-социалистического движения не могли договориться между собой окончательно. Например, взгляды Гитлера и Альфреда Розенберга на христианство существенно отличались друг от друга, а ведь оба они являлись творцами «библий», содержавших основы национал-социалистического мировоззрения[38].

Говорить об отношении Геббельса к христианству довольно сложно, поскольку для него, как и для всей верхушки НСДАП, данный вопрос перешел из разряда личных и мировоззренческих в разряд политических. В детстве он молился вместе с мамой, регулярно посещал с ней церковь. Сохранились сведения, что она мечтала о том, что когда-нибудь ее Йозеф прославит себя как церковнослужитель. Возможно, что мечты эти рухнули после того, как юный Геббельс получил аудиенцию у одного из руководителей Католического общества Альберта Великого. «Мой юный друг, ты не веришь в Господа», – таков был итог многочасовой беседы со священником[39]. Впоследствии, по мере взросления и продвижения по партийной лестнице, в отношении религии у Геббельса доминировал сугубо потребительский подход. Всячески подчеркивая свое отрицательное отношение к христианской доктрине, он не забыл обратиться перед началом войны с СССР к представителям евангелической церкви, ища у них поддержки: «Быть может, мы обратимся к немецкому епископату… чтобы он благословил эту войну как дело богоугодное»[40].0 далекой, детской вере он вспоминал один раз в год, сентиментально отдавая дань традиции, радуясь Рождеству, прославляя «народный рождественский праздник». Уже будучи министром, он никогда не забывал самолично одаривать подарками сотрудников и их детей. Однако Христу не было места в душе, где все больше утверждался Гитлер. Даже шеф политической разведки В. Шелленберг в своих воспоминаниях сетовал на то, что чересчур активная антицерковная политика Геббельса способна была лишь повредить имиджу Германии за границей:

«В течение 1943 года я очень часто ссорился с Геббельсом по вопросу отношения к церкви. Я предупредил Гиммлера, чтобы он не оказался втянутым в антицерковную кампанию, которую вели Геббельс и Борман, поскольку Гиммлер как вероятный преемник Гитлера потерял бы в будущем всякое уважение за границей, если бы позволил вовлечь себя в эту кампанию»[41].

Отойдя от христианской веры, Геббельс ни в коем случае не отошел от веры вообще. Более того, он был ею буквально пропитан.