От Ренессанса до Барокко - Игорь Викторович Долгополов
Годы учебы, познание мастерства, анатомии, перспективы летели незаметно. Леонардо радовал своего учителя успехами, и вот настал момент, когда маэстро привлекает ученика к участию в работе над композицией «Крещение Христа», в которой Верроккио поручает да Винчи написать фигуру ангела.
«Верроккио поручил Леонардо написать ангела, держащего одеяния. И хотя тот был юнцом, однако выполнил это так, что ангел Леонардо вышел много лучше, нежели фигуры Верроккио». Вазари добавляет, что учитель был так расстроен превосходством ученика над собой, что с тех пор не прикасался к кисти.
Должны оговориться, что даже очевидцы иногда изобретают драматические коллизии, дабы придать нужную, по их мнению, остроту своему повествованию. Но дело не в том, бросил ли Верроккио писать или нет. Дело в том, что ангел, созданный двадцатилетним Леонардо, носит в себе приметы новой живописи, еще невиданной по мягкости светотени, по обаятельности решения образа, по оригинальности и виртуозности рисунка.
Современники рассказывают, что как-то сер Пьеро да Винчи был за городом, к нему пришел некий поселенец с добрососедской просьбой взять с собой во Флоренцию для росписи круглый щит, который он собственноручно исполнил из срубленного фигового дерева. Тот охотно сделал это. Леонардо взял этот щит в руки и, увидев, что он крив, плохо сработан и занозист, стал выправлять его на огне а затем, отдав токарю, сделал его из покоробленного и занозистого гладким и ровным. Потом Леонардо в одну из комнат, куда не заходил никто, кроме него, натаскал хамелеонов, ящериц, сверчков, змей, бабочек, саранчу, летучих мышей и других странного вида тварей, написал некое чудище, чрезвычайно страшное и жуткое, которое выдыхало яд и наполняло воздух пламенем. При этом он заставил помянутое чудище выползать из темной расселины скалы, брызжа ядом из раскрытой пасти, огнем из глаз и дымом из ноздрей до такой степени причудливо, что в самом деле это имело вид чудовищной и ужасной вещи. После этого он впустил отца посмотреть. Ничего не ожидавший сер Пьеро при первом же взгляде сразу отшатнулся, не веря, что это и был тот самый щит и что изображение не что иное, как живопись.
В ту пору Леонардо пишет мадонну. В этой картине Вазари отмечает деталь, поразившую его: «…графин с цветами, наполненный водой. Отпотевание воды на поверхности было изображено так, что она казалась живее живого».
Леонардо да Винчи. Голова женщины 1508. Национальная галерея, Парма
Правда, в наши дни усилия и достижения Леонардо, так поразившие современников, могут показаться некоторым нашим любителям искусств наивными: ведь, по существу, такое натуральное изображение природы граничит (боже, я боюсь даже написать это слово) с фотографичностью. Но Леонардо не боялся этих терминов – он просто их не знал. Гениальный художник преклонялся перед природой: «Милостивая природа позаботилась так, что ты во всем мире найдешь, чему подражать».
Он знал, что, прежде чем быть новатором и фантазировать, надо изучать и знать, а главное, уметь. И он умел.
Тайна. Вот слово, которое не раз вспоминаешь, касаясь подробностей жизни и творчества Леонардо да Винчи, часто загадочных и необъяснимых. Судьбы художников не всегда логичны и не всегда укладываются в привычные нам рамки, но великий винчианец поражает любого исследователя с самых первых шагов своей творческой жизни, как никто.
Современники пишут о нем: он был прекрасен собой, пропорционально сложен, изящен, с привлекательным лицом. Блистательной своей наружностью, являвшей высшую красоту, он возвращал ясность каждой опечаленной душе, а словами своими он мог заставить любое упрямство сказать «да» или «нет». Своей силой он смирял любую неистовую ярость и правой рукой гнул стенное железное кольцо или подкову, как будто сделанные из свинца. Он останавливал на всем скаку самых горячих скакунов; его тонкие, почти женственные пальцы, как воск, сгибали пополам золотые флорины и дукаты.
Трудно себе представить более совершенный идеал молодого мужчины: красавец, атлет, умница и при всем этом великолепный художник, только что с блеском заявивший о себе как об одном из первых мастеров первого из городов Италии. Казалось, такое сочетание физического здоровья и творческого полнокровия даст обильный урожай шедевров.
Забежим несколько вперед. К концу жизни – а она не была так коротка (Леонардо прожил шестьдесят семь лет) – самые скрупулезные исследования позволяют обнаружить не более двадцати живописных работ, которые с достоверностью можно приписать кисти мастера (кстати, многие из картин и портретов остались незаконченными).
Поражающий итог, если вспомнить о поистине вулканической производительности мастеров его класса – Рафаэля, Тициана, Рубенса, Рембрандта.
Леонардо был великим исследователем. Его феноменальный темперамент находил свое выражение в предельно напряженных изысканиях, в поражающе широком круге вопросов. Причем художник везде и всегда заставляет себя докапываться до истоков, до выяснения первопричин явлений. Человечество, пробуждаясь от долгой дремы средневековья, получило в наследство много вопросов и нераскрытых тайн. Да Винчи – один из первых пробудившихся ото сна людей Земли – смело и бескомпромиссно бросился в схватку с мраком.
Лицо Леонардо, его одежда, осанка, казалось, являли пример спокойствия и устроенности. Казалось, что заботы, суета будней не касаются его. Но это лишь казалось: заботы были, а денег не было. Художник презирал скороспелые поделки, и его боттега бедствовала: не было заказов. Избалованные искрометными мастерами флорентийская знать и двор Медичи (а у власти в то время был сам Лоренцо Великолепный) постепенно отвернулись от Леонардо. А художник не искал благодеяний и заказов Лоренцо и его двора и порою просто нуждался, правда, тщательно сохраняя маску покоя и благоденствия. На самом же деле мастер был беднее последнего нищего.
«Живописец! Если хочешь избежать упреков со стороны людей понимающих, – записывает Леонардо, – старайся изображать каждую вещь верной натуре и не пренебрегай изучением, как делают стяжатели».
Итак, Леонардо тридцать лет. Он на пороге великих свершений и открытий, но сегодня никто не хочет помочь ему и даже понять меру его дарования. Да и когда было меценату Лоренцо Великолепному, упивавшемуся властью и захваченному стремительным бегом времени, видеть и понимать новую пластику картин Леонардо! Откуда было знать гордому Лоренцо, что пройдут века, и великие государства будут бороться за честь иметь в своих собраниях хотя бы один рисунок неуживчивого и медлительного да Винчи.
И Лоренцо Великолепный без всякого чувства сожаления, горечи и досады отпускает художника ко двору миланского правителя Лодовико Моро.
«Тайная вечеря». Одно из великих созданий Леонардо, судьба которого так же трагична, как жизнь
