Владимир Рудный - Дети капитана Гранина

- Значит, за нами, говоришь? - Сержант вздохнул, не посмев произнести то, о чем горько подумал каждый: "Сдаем остров?!"

- Василь Иваныч просил поскорее, а то снарядами накроют.

- За мной! - приказал сержант, подхватывая оружие, телефонный аппарат и не спрашивая, кто такой "Василь Иваныч".

А враг уже высадился с запада на Хорсен, вышел к берегу, где болтался в дрейфе буксир, и на гребне высоты, где раньше пробегал Алеша, устанавливал пулемет.

Шустров, рискуя напороться на риф, крутился под пулеметным огнем и клял себя за то, что послал безоружного юношу на верную гибель. Он не мог бросить солдат и Алешу, а пули уже разнесли вдребезги козырек над рубкой и решетили ветхие борта.

- Не дадут Василь Иванычу к берегу подойти! - сказал Алеша, когда солдаты вывели его другой, короткой дорогой к обрыву.

- Держи. - Сержант сунул юноше телефон и, распластавшись, пополз по гребню высоты к пулемету; солдаты за ним.

Алеша остался один. Он почувствовал всю горечь безоружного человека в бою. Ему показалось, что буксир уходит.

"Мы здесь!" - хотелось крикнуть во весь голос. Алеша вскочил, сорвал бескозырку и просемафорил те же слова по хорошо заученной им флажной азбуке. "Кормилец" снова повернул к берегу, под огонь. Пули свистели над Алешей, он прижался к старому дубу. Наверху вдруг загремело, сержант бросал гранаты; возле Алеши прожужжал и ткнулся в кору дуба осколочек. А пулемет смолк. Перочинным ножом Алеша выковырял черный рваный кусочек металла и спрятал в карман. "Подарю Кате"...

С гребня высоты бегом спускались солдаты. Сержант катил перед собой пулемет. Потом он с чернобородым Хмарой взяли трофей на плечи и понесли через отмель на буксир.

А Кабанов, сняв с Хорсена остатки взвода, готовил сильный контрудар, чтобы устранить угрозу флангам. Утром на КП артиллерии уехал Пивоваров, а на флагманский КП вызвали Гранина.

- У вас есть опыт недавней войны, - сразу начал Кабанов. - Создайте такой же лихой отряд, как тогда. Людей дадим столько, сколько вам нужно. Формировать будете на ходу. Ночью пойдете на Хорсен, оттуда доложите, можно ли там устроить базу отряда.

Гранин на радостях растерялся и не понял:

- Хорсен же захвачен противником!

- Значит, его надо отобрать, - спокойно, с едва заметной усмешкой в глазах, сказал Кабанов.

Оплошал Гранин перед генералом, век себе не простит.

- Разрешите, товарищ генерал, Пивоварову идти со мной?

- Берите. - Кабанов знал об их старой дружбе. Пожалуй, такому горячему командиру нужен трезвый, спокойный штабист.

В дивизион Гранин приехал незадолго до возвращения Пивоварова. Не зная о разговоре Гранина с Кабановым, Пивоваров решил подразнить его:

- Про десантный отряд слыхал?

- Слыхал.

- Кому-то счастье, да не нам с тобой.

- А ты не просился у генерала? - безразлично спросил Гранин.

- Просился. - Пивоваров помрачнел. - По команде, говорит, обращайтесь.

- Правильно. В следующий раз не лезь через голову командира. Ладно, возьму, Федя, и тебя с собой.

Желающих пойти в десант записалось много, добровольцев Гранин отбирал, отдавая предпочтение таким, как Богданыч, уже испытанным в бою; сам он, перейдя под вечер в Рыбачью слободку, сформировал группы захвата Хорсена и соседнего с ним Кугхольма. Из слободки группы скрытно переправлялись на исходную позицию для броска. Ночь, как назло, была тихая, с высадкой надо справиться до того, как луна осветит подходы к островам.

Дальнобойные по сигналу открыли огонь. Загудели басы гидросамолетов, посланных бомбить острова. Ночь стала такой грохочущей, что сопение "Кормильца", спешащего в пролив между Хорсеном и Кугхольмом, тонуло, как комариный писк в буре, и только десантникам казалось, что машина буксира слишком громко стучит. Их успокаивал Богданыч, самый бывалый в группе захвата Кугхольма, он твердил, что "Кормилец" - гроза Балтики и никогда десантников не подведет.

Бой за Кугхольм был недолог, враг не ждал десанта, высаженного на камни еще на подходах; когда "Кормилец" причалил к пристани, бой затихал уже на противоположной стороне.

А на Хорсене бой только разгорался. Две волны десантников шли с флангов, третью Гранин сам вел к пристани на "охотнике". С Хор-сена катер заметили, над ним повисла яркая ракета. С высот при свете ракет расстреливали катер. Гранин перемахнул за борт, зная, что катеру надо поскорее отойти. Вода захлестнула его с головой. Кто-то свалился ему на плечи, он устоял и бросился к берегу. Люди, мокрые, выбирались на Хорсен и залегали у пристани. Сверху, с холмов, били автоматчики, не давая поднять головы. Гранин вскочил и увлек всех возгласом: "За мной, орлы!"

Всю ночь в густом хорсенском лесу шел бой, жестокий и, казалось, беспорядочный. Он кончился, как его задумал командир. Разрезав остров пополам, Гранин сломил сопротивление врага.

По крутой тропе Гранин поднялся в центр Хорсена, где Пивоваров под десятиметровой скалой облюбовал пещеру для КП.

- Вот нора. Прямо кротовая. - Гранину определенно нравилось будущее жилище. - Здесь и будем жить. Какой сегодня на белом свете день? Июль. Девятое. Среда. Так и запомним, Федор. Девятое июля - день нашего новоселья в Кротовой норе. Связь уже есть? Молодцы. Давайте флагмана. Здравия желаю, товарищ ноль один! Докладываю: мое место - "Гром"!

- Закрепляйтесь на "Громе" и развивайте успех! - приказал Кабанов. Сегодня же пришлю вам поддержку.

Рыбачья слободка стала базой снабжения отряда. Еще накануне пристань выглядела тихим уголком. А сейчас на нее и на пролив между нею и Хорсеном с яростью набросилась артиллерия врага.

На рассвете "Кормилец" доставил сюда раненых и десятка три пленных. На дымном, пылающем берегу раненых ждала госпитальная машина. Команда так и не успела после ночных десантов отдохнуть. Алеша помогал переносить раненых. Он заглянул в кузов машины, в кабину - кого искал, не было. За последние дни много слышал о гангутских девушках - санитарках, донорах, сестрах. Спросить шофера, служит ли в госпитале Катя Белоус, он постеснялся.

Быстро рассвело. Погода стояла знойная. Утро было самым свежим временем суток, а теперь и утро на берегу стало нестерпимо душным. Солнце, всплывая над пристанью, мешало врагу бить прицельно, он бросал снаряд за снарядом в пожарище, разметывая головешки и желтый дым. Удушье гнало людей в лес или к воде.

Алеше хотелось скорее уйти в море. Ночью Шустров не доверял ему штурвал. Сейчас Алеша дремал в рубке; как только погрузили продукты, мины и патроны, он взялся за штурвал. Повеяло прохладой, сонливость как рукой сняло. Рубку, полуразбитую пулеметом, продувал влажный сквознячок. Алеша сбросил тужурку и остался в одной тельняшке. Опять засвистало в небе. Грудь, руки, лицо обдавали волны, поднятые снарядами. Алеша чувствовал, что руки его дрожат, сердце колотится: боялся, что Шустров заберет руль. Но Шустров стоял рядом, командовал то "лево", то "право руля", готовый помочь Алеше.