Александра Давид-Неэль - Путешествие парижанки в Лхасу

«Остановитесь здесь! Ни шага дальше!..» — таков странный приказ, который кучка западных политиков, пришедших на смену китайским властям, осмеливалась отдавать сегодня исследователям, ученым, миссионерам, востоковедам всего мира, всем, за исключением своих шпионов, свободно разгуливавших но стране, по-прежнему именуемой «запретной». Какое право имели они окружать заслонами край, который по закону им даже не принадлежал? Многие путешественники, отправившись в Лхасу, были вынуждены повернуть назад и смирились, признав свое поражение, но я приняла вызов.

«Прохода нет!..» — два раза я слышала такие слова[13] и теперь, одна в ночи, в дебрях кустарника, смеялась, вспоминая об этом. «Прохода нет!» Неужели? А женщина сможет пройти!

Я была погружена в свои мысли, когда Йонгден неожиданно вышел из зарослей. В призрачном свете луны он напоминал горного духа, явившегося, чтобы поймать меня на слове.

Юноша вкратце сообщил мне следующее. Чтобы обойти стороной переправу в Лондре, нам следовало вернуться по долине назад, перейти реку по двум деревьям, заменяющим мост, и затем вновь спуститься на противоположный берег, добравшись до места, откуда мы узрели подножие Ха-Карпо. Вероятно, мы могли бы не делать большой крюк, если бы пошли прямо по воде, к которой подступали стены нескольких ферм, не оставлявших прохода по берегу, но рядом с этим местом работали крестьяне, и мой разведчик не смог подойти достаточно близко, чтобы измерить глубину реки.

Впрочем, какой бы путь мы ни избрали, нам пришлось бы проследовать вдоль последних домов деревни, соседствовавших с большим мостом, который мы должны миновать, чтобы отыскать тропу, ведущую вверх, к дороге паломников. Где именно начиналась эта тропа? Ионгден не мог этого сказать… Он уточнил, что ее извилины видны на склоне горы, но ему не удалось обнаружить начала дороги.

Я была вынуждена довольствоваться этими нечеткими сведениями.

Мы поспешно двинулись в путь: дальнейшее промедление могло все испортить.

Сильно ли моя ноша давила на плечи, больно ли впивались ремни в мое тело? Вероятно, да. Я почувствовала это позже, но тогда все физические ощущения во мне угасли. Я натыкалась на острые камни, раздирала руки и лицо мелкими колючками, но не замечала этого и непреклонно шагала вперед, одержимая волей к победе.

В течение нескольких часов мы блуждали по долине. Убедившись, что пройти по воде невозможно, мы принялись искать мостик. Не раз мы терялись в зарослях кустарников; следы, оставленные животными на берегу реки, которые мой юный спутник заметил днем, были плохо видны в смутном свете луны, подернутой туманной дымкой.

Добравшись до противоположного берега, мы нашли дорогу, зажатую между горой и рекой; хотя идти по ней было легко, многочисленные зигзаги сильно замедляли наш ход. Наконец показался край деревни.

Тогда мы остановились на несколько минут, чтобы смочить горло водой и проглотить по крупинке стрихнина для стимула перед близившимся восхождением. Теперь — вперед!..

Мы подошли к мостику, ведущему в Лондре, по которому уже ступали утром, и, ускорив шаг, миновали его… Последние дома остались позади… второй мост преодолен… Победа! Вот уже опушка леса. Перед нами возвышается пустынная, дикая святая гора; по ней вьется узкая тропа, она выведет нас на другие тропы, а те — на новые дороги, которые приведут нас в самое сердце Тибета, в таинственный Рим ламаистского мира.

Следуя вдоль стены последней фермы, прилегавшей к реке, мы услышали приглушенный, едва уловимый лай собаки. Одна-единственная собака на всю деревню, а вокруг всю ночь блуждало множество ее воинственных и шумных сородичей. Я вспомнила старые индийские сказки, где описывается ночной побег «сыновей из хорошей семьи»[14], оставивших свой дом, чтобы обрести «высшее Освобождение». В них часто повторяется фраза о божественной помощи, которая облегчила им уход из дома: «Боги усыпили людей и заставили собак умолкнуть». То же самое было у меня, и я мысленно поблагодарила невидимых друзей, покровительствовавших моему выступлению.

В спешке и при слабом свете луны мы не обратили внимания на небольшую осыпь, откуда брала начало дорога, по которой нам следовало идти, и отправились искать ее, поднимаясь вверх по лощине. Вскоре она сильно сузилась, превратившись в гигантскую горную расщелину. Ни одна тропа не могла виться по этим отвесным скалам, и нам пришлось повернуть назад.

Здесь мы потеряли еще по меньшей мере полчаса, находясь в поле зрения Лондре и содрогаясь при мысли, что кто-нибудь невзначай выйдет из комнаты и заметит нас с высоты террасы. Когда мы наконец отыскали дорогу, она оказалась песчаной и настолько крутой, что, несмотря на все усилия, мы могли продвигаться лишь еле-еле, сгибаясь под тяжестью своих нош, и были вынуждены часто останавливаться, чтобы перевести дух. Наше положение было крайне тревожным. Стрелки маленьких часов, которые я прятала под платьем, показывали начало первого ночи, когда мы начали восхождение; нужно было поторопиться, но нам это не удавалось. Чувство, которое я испытывала, можно сравнить с кошмарным сном, когда спящий видит, как его преследуют убийцы, и пытается бежать, но не может двинуться.

Ночь близилась к концу. Мы дошли до места, где тропа вилась под сенью высоких деревьев с густой листвой, образовавших своеобразный узкий туннель. Родниковая вода сочилась меж замшелых камней и гниющих листьев; от сырой земли повсюду исходил резкий запах плесени. По мере нашего продвижения большие птицы, дремавшие на ветках, резко взлетали с оглушительным шумом.

От жажды у нас пересохло в горле, и мы с Йонгденом решили сделать остановку, чтобы выпить чаю, но мне было неприятно задерживаться в этом месте, хотя здесь мы впервые увидели воду, после того как покинули долину. Возможно, сюда приходили на водопой хищники. Леопарды, и особенно пантеры, водились в этой местности в большом количестве; я не боялась встречи с ними, но и не искала ее. Более всего казалась невыносимой мысль, что мы снова потеряем драгоценное время. Из-за бесконечных извилин петлявшей дороги мы все еще находились в виду Лондре. Конечно, на таком расстоянии невозможно рассмотреть наши лица, но можно было заметить две черные точки, обозначавшие двух странников, бредущих к дороге паломников, а я страстно желала не оставлять никаких, даже малейших признаков своего присутствия. Если бы я была одна, то вынесла бы любую муку, лишь бы не останавливаться ни на миг, и поползла бы на коленях, если бы меня не держали ноги; но крайняя усталость бедного, измученного ламы одержала верх над моей осмотрительностью. Он не сел, а повалился на сырую листву, и я отправилась за хворостом, чтобы развести костер.