Юрий Емельянов - Сталин. Путь к власти

Впечатление о том, что Сталин не желал освещать подробности своего детства, усилилось после того, как он выступил против издания книги «Рассказы о детстве Сталина» в Детиздате. Создавалось также впечатление, что он не поощрял и попыток описать его революционную молодость. Одна из таких попыток была предпринята коллективом МХАТа, где к 60-летию Сталина готовили постановку пьесы Михаила Булгакова «Батум», посвященной юности вождя. Он не вмешивался в работу над спектаклем. Однако его отношение к этой идее изменилось, как только выяснилось, что автор пьесы и постановщики намереваются отправиться в Грузию, чтобы там ознакомиться с местом действия спектакля и очевидцами событий, воспроизводимых на сцене МХАТа.

Рассказывая о целях поездки Булгакова и его группы, В.И. Лосев писал: «Предстояло вжиться в атмосферу рабочих собраний тех лет, как можно больше узнать о Сталине: где жил, как жил, где бывал, как держался, нет ли очевидцев того времени… Особое внимание уделялось изучению природы, национального колорита, традиций и обычаев… В состав режиссерской бригады включался режиссер-консультант грузин. Он должен был помочь «слепить пластические куски в манере держаться, носить костюм, дать указания по сцене празднования Нового года, помочь усвоить грузинский акцент в сцене… План предусматривал решение еще многих вопросов, предстояла огромная работа в сверхсжатые сроки – премьера должна была состояться 21 декабря 1939 года– в день 60-летия Сталина». Было также известно, что, узнав о готовящейся постановке спектакля, многие театры страны также спешили поставить «Батум» к 60-летию вождя.

14 августа 1939 года Булгаков и целая бригада театральных работников отправились в Грузию на поезде. Однако когда они через два часа оказались в Серпухове, им была вручена телеграмма-молния, в которой говорилось: «Надобность поездке отпала». Бригада все же решила продолжать путь, но в Туле им была вручена новая телеграмма точно такого же содержания, и Булгаков с его спутниками сошли с поезда.

Позже утверждалось, что в беседе с Немировичем-Данченко Сталин сказал, что считает пьесу «Батум» хорошей, но что ставить ее нельзя. Говорилось, что Сталин возражал против того, чтобы ему приписывались «выдуманные слова» и «выдуманные положения». Если объяснения Сталина были такими, то они были явно недостаточными. Ведь Сталин не возражал против того, что на сценах советских театров в это время шли различные спектакли и выходили кинофильмы, одним из действующих лиц которых был он сам. «Сталин», которого играли разные актеры, произносил «выдуманные слова» и оказывался в «выдуманных положениях» в различных пьесах, а также в фильмах «Великое зарево», «Оборона Царицына» и других. Однако Сталин не мешал постановкам этих спектаклей и выходу на экраны этих фильмов.

Он не препятствовал созданию фильмов «Клятва», «Падение Берлина», «Сталинградская битва», «Третий удар», «Незабываемый 1919-й» и других кинолент, в которых Михаил Геловани и Александр Дикий играли роли Сталина. Он не создавал препон для постановки различных спектаклей, в которых Лев Свердлин и другие актеры изображали его на театральной сцене. Он не остановил выход в свет книги Петра Павленко «Счастье», в которой Сталин и главный герой романа вели беседы, придуманные писателем. Более того, эта книга получила Сталинскую премию. Сталин поддержал книгу Леонида Бубеннова «Белая береза», которая после ее публикации была сначала подвергнута острой критике в печати. На последних страницах этой книги была изображена вымышленная сцена приезда Сталина на фронт осенью 1941 года, в ходе которой он произносил несколько явно придуманных писателем фраз. Эта книга также была удостоена Сталинской премии. Помимо этих книг, было издано немало других произведений, особенно в поэтическом жанре, где появлялся Сталин и говорил «выдуманные» слова, иногда стихами. Почему же Сталин, не препятствуя творческой фантазии в изображении его деятельности в качестве руководителя страны, мешал изданию книг и театральным постановкам, посвященным его детству и юности?

Может быть, действительно Сталин опасался людей, стремившихся изучить его детство и юность, так как они могли обнаружить в ранней его жизни нечто, порочащее его? Сталин не мог не знать, что в мире уже появились публикации, в которых его бывшие друзья детства распространяли о нем сведения, дискредитировавшие его родителей и его лично. В 1932 году в Берлине была выпущена книга «Сталин и грузинская трагедия», написанная бывшим приятелем детских лет Сталина Иосифом Ирамешвили. Автор книги утверждал, что неблагополучная обстановка в семье (пьяные буйства отца, сопровождавшиеся битьем жены и сына) ожесточила мальчика: «Незаслуженные и жестокие избиения сделали ребенка таким же суровым и бессердечным, каким был его отец. Так как все люди, занимавшие начальственное положение над другими, казались ему похожими на его отца, в нем вскоре возникло мстительное чувство по отношению ко всем людям, которые находились выше него. С детства он сосредоточил все свои мысли на мести, и достижению этой цели он подчинял все». Как уверял Ирамешвили, юный Сталин «был бесчувственен по отношению к живым существам, его не трогали радости и горе его одноклассников, он никогда не плакал. Он хотел лишь одного – побеждать и внушать страх». В последующем эти заявления Ирамешвили использовали американский исследователь и профессиональный дипломат Роберт Таккер в книге «Сталин как революционер» и английский историк Алан Баллок в книге «Гитлер и Сталин. Параллельные биографии».

Через много лет после смерти Сталина подобную оценку его жизни в детстве давала и Хана Мошиашвили, которая утверждала, что знала мать Сталина. В своей книге Радзинский приводит слова Мошиашвили: «Жуткая семейная жизнь ожесточила Coco (так звали Иосифа Джугашвили в детстве. – Прим. авт.). Он был дерзким, грубым, упрямым ребенком».

Впоследствии многие авторы обращали особое внимание на телесные наказания, которым подвергался Coco в семье. При этом авторы книг, вышедших в свет во второй половине XX века, игнорировали то обстоятельство, что такие наказания были скорее нормой, чем исключением из правила в воспитании детей в XIX столетии. Достаточно вспомнить книги о жизни детей XIX века в разных странах мира, в которых описывается, как били детей их родители и родственники, как их пороли в школах и приютах. Эти наказания сохранились и в XX столетии, а во многих школах Англии учителя активно прибегали к розгам или линейкам в качестве инструментов воспитательной работы чуть ли не до конца второго тысячелетия. Поэтому суровые способы воспитания ребенка в семье Джугашвили вряд ли выглядели необычными.