Лидия Новицкая - Уроки вдохновения

Личный пример Константина Сергеевича Станиславского всегда оказывал на актеров, на студийцев исключительное воздействие.

Б. М. Сушкевич вспоминал, как на спектакле «Горе от ума» с участием Станиславского он встретил Константина Сергеевича, который возвращался за кулисы после первой сцены. И с удивлением заметил, что Станиславский, проходя позади установленных на сценическом круге декораций, двигается как-то странно, зигзагами, делает несколько шагов по прямой, затем — прыжок в сторону, и так несколько раз. Когда Сушкевич спросил Константина Сергеевича, почему он так странно ходит, тот ответил, что некоторые доски на планшете и на кругу скрипят, и поэтому приходится ходить таким образом, чтобы скрип не был слышен на сцене.[12]

— Актер — часто напоминал Станиславский, — должен уметь подчинять свои личные интересы интересам творческого коллектива и не забывать, что он является сотворцом спектакля. И если это нужно для театра, актер обязан с полной самоотдачей сегодня играть главную роль, а завтра участвовать в массовой сцене.

Сам Константин Сергеевич, будучи уже известным актером и режиссером, по свидетельству товарищей по театру, с большим увлечением исполнял эпизодические роли, был участником массовок и даже занимался шумами.

В этой связи интересно высказывание Ярослава Квапила, режиссера Пражского Национального театра, который встречался с Константином Сергеевичем во время зарубежных гастролей Художественного театра: «Станиславский — доктор Астров в „Дяде Ване“ и внушительный Сатин в пьесе Горького — властвовал на сцене; в драме А. К. Толстого „Царь Федор Иоаннович“, выступая в эпизодической роли какого-то патриарха, даже не поименованного в театральной программе, он скромно держался в тени других крупных актеров, подавая этим пример подчинения коллективной дисциплине, совершенно непривычной для наших театров. Он, исполнитель ведущих ролей и режиссер безграничной мощи, возился за кулисами с мельчайшими деталями, которые в других театрах возлагаются на технический персонал, помогал переносить реквизит, производить всякие закулисные шумы. А однажды, на том самом спектакле, где он увлекал нас в роли доктора Астрова, я застал его в тот момент, когда он, примостившись в каком-то уголке, подражал собачьему лаю, издали доносившемуся ночью до тоскующего дяди Вани…»[13]

Станиславский всегда требовал, чтобы участники спектакля являлись на репетиции точно в назначенное время. Он говорил, что опоздание или отсутствие кого-либо тормозит работу всего коллектива, дезорганизует ее. С негодованием он отмечал, что есть даже такие актеры, которые считают дурным тоном приходить на репетицию раньше назначенного срока; сознавая свою значимость и незаменимость, они считают вполне возможным для себя пренебрегать элементарными законами веж ливости.

— Студиец, воспитываемый в духе любви к искусству, — учил Константин Сергеевич молодых, — должен всегда задолго, до начала репетиции быть в театре, чтобы подготовиться к ней внутренне и внешне.

Не было случая, чтобы сам Константин Сергеевич опоздал на репетицию. «За пять минут до назначенного времени, — пишет в своих воспоминаниях старший мастер сцены МХАТ И. И. Титов, — Константин Сергеевич уже сидит за режиссерским столом, […] кладет перед собой часы и что-нибудь чертит или пишет. Ровно в двенадцать — звук колокольчика, и мы начинаем. Горе тому актеру, которого ровно в двенадцать не было на сцене.

Запоздавший бежит из фойе или буфета: „Я здесь, Константин Сергеевич!“ — „Что значит — здесь? Здесь — это когда вы находитесь перед суфлерской будкой. Вот это значит здесь.

А когда вы ходите по фойе и буфетам, это еще не значит здесь..!“

Но когда Константин Сергеевич начинал репетировать, он забывал про часы».[14] И актеры, работающие с ним, заражаясь его личным примером, тоже старались… держать настоящую дисциплину.

«Вспоминается случай с М. Ф. Андреевой, одной из первых актрис театра, — рассказывает актриса В. Веригина в своих воспоминаниях. — Она опоздала на репетицию на две или три минуты и мчалась по лестнице, сбрасывая с себя на ходу шубу и ботики, которые подобрал нисколько не удивившийся служитель, потому что понял, в чем дело».[15]

К. С. Станиславский пишет: «Опоздание (на репетицию. — Л. Н.) только одного лица вносит замешательство. Если же все будут понемногу опаздывать, то рабочее время уйдет не на дело, а на ожидание. Это бесит и приводит в дурное состояние, при котором работать нельзя».[16]

А, например, во время работы над отрывками, над сценами из дипломных спектаклей студенты театральных учебных учреждений, стоящие за кулисами в ожидании своего выхода на площадку, часто разговаривают между собой о посторонних вещах, иногда даже ссорятся, выясняя отношения, разговаривают довольно громко, мешая своим товарищам, работающим на сцене, отвлекают их внимание, лишают возможности целиком отдаться происходящим событиям, да и сами находящиеся за кулисами мешают не только играющим, но и себе, — ведь они не вживаются в свою роль, не проживают событий, происходящих до их выхода на сцену; выходят пустые, незажженные настоящим творчеством. И сколько требуется времени, чтоб они вошли в глубину происходящего на сцене и вернули нарушенную творческую атмосферу, созданную до этого их товарищами.

Особая, исключительная дисциплина, говорил Константин-Сергеевич, необходима при репетициях народных сцен; для них должно быть объявлено «военное положение». Здесь режиссеру приходится работать с массой актеров, количество которых достигает иногда сотни человек. Стоит каждому из участников массовой сцены допустить во время репетиции хоть одно нарушение — и в результате получится многозначная цифра раздражающих задержек.

Очень важное значение придавал Станиславский поведению своих учеников вне студии. Он подчеркивал, что актеры всегда и везде обязаны быть носителями и проводниками прекрасного: бессмысленно одной рукой создавать, а другой разрушать созданное.

— Вы должны, — обращался он к студийцам, — быть культурными актерами и культурными людьми.

— Мне говорили, — привел пример Константин Сергеевич, — что вы, бывая в театре, слишком шумите, громко критикуете. Вас пригласили в театр, вам почему-либо спектакль не нравится. Недостатки находить легко, гораздо труднее находить достоинства. Надо уметь смотреть и видеть прекрасное. Обыкновенно публика смотрит и в первую очередь замечает все плохое, скверное, а хорошее только усматривает в последнюю минуту. А художник должен сразу замечать прекрасное; конечно, и плохое не нужно упускать, надо его тоже видеть. Но, увидя несовершенство постановки и игры актера, узрев их недостатки, нельзя в театре вслух ругать спектакль, имейте это в виду. Не надо привлекать внимание публики; да, кроме того, это неуважение к театру. Разве об этом нельзя дома поговорить? И еще: я слышал от одного очень культурного человека, посетившего нашу студию, что его поразил шум, гвалт, толкучка и молодежь, бегающая в трусах. Этот посетитель очень сконфузился и испугался. Вы молодые люди, вам нужно веселиться, но веселье имеет свои культурные формы. Сразу заметно: вот веселится культурный человек, а вот некультурный. Вот на культурного человека вы и произвели впечатление веселящихся некультурных людей. Эти признаки очень опасны (из стенограммы занятий К. С).