Людмила Бояджиева - Фрэнк Синатра: Ава Гарднер или Мэрилин Монро? Самая безумная любовь XX века

«Нас четверо — крутых парней из города мечты!»

Организация турне заключалась в снабжении ансамбля отпечатанными афишами и дипломом «Лауреаты конкурса в Хобокене», выдаче аванса и напутствиях мистера Стюарта:

— Ищите приличные помещения. Вот список надежных мест, где о нас знают. Не халтурьте по дырам — обжулят. Впрочем, ваше желание подработать в обход общей с нами кассы мы поймем…

В первый вечер «Четверка» договорилась о выступлении в рекомендованном Стюартами придорожном ресторанчике. Им очень хотелось поскорее начать делать сборы и потрясти публику. Они были уверены: слух о новом коллективе распространится быстро, их будут ждать с распростертыми объятиями в лучших клубах и до «дыр» дело не дойдет…

Они стояли за сценой, вдыхая запахи подгоревшего рагу и кислого пива. Темные пиджаки, собственноручно расшитые блестками, с кожаной бахромой на рукавах, потертые джинсы, на инструментах яркие цветные наклейки. Все очень серьезно и шикарно. Зеленая шляпа Престо несколько портила общую картину, но снять ее он категорически отказался.

Бармен, взявшийся вести представление, объявил жующей публике с цирковым задором:

— А сейчас вас ждет встреча с песней! Победители молодежного конкурса, четверо из города Хобокен сыграют и споют для вас от всего сердца!

Музыканты замерли, ожидая тишины. Но «встреча с песней» явно никого в зале не заинтересовала. Шум и гам не утихали.

— Может, послать их всех в задницу? — предложил Санни, прижимая к груди аккордеон. — В этой забегаловке пусть сами Стюарты выдрючиваются. — Он явно волновался.

— Заткнись! — фыркнул на него Фрэнк и шагнул в круг яркого света. Остальные последовали за ним.

— Добрый вечер, господа, приятного аппетита! Мы — веселые парни, любим петь. Мы приехали сюда, чтобы порадовать вас! — сообщил он со счастливой улыбкой.

В зале стало тише, но полностью шум не смолк. Тогда Бено лихо проехался смычком по струнам, а Ларго с органным пассажем растянул до предела ребристую грудь аккордеона. Знакомое вступление популярной песенки привлекло внимание публики, свистками подбодрившей музыкантов. Фрэнк видел лица, развернувшиеся к сцене. Они перестали жевать, они ждали, что он запоет! Сбылось! Он стоял в свете прожектора, оркестр играл ему и публика — его публика — была готова его полюбить!

Он запел, и выходило так здорово, как никогда прежде — голос обволакивал каждого, мягко стелился, взлетал… И подпевка ребят, и аккомпанемент — все было классно!.. Фрэнк не понял, что случилось. Какой-то шлепок, Ларго ойкнул и схватился за лицо. Бено сильнее ударил по струнам, но контрабас, издав неприличный звук, замолчал. Лихо пробежав по барабанам, Престо устроил звуковые плевки… Фрэнк умолк, поднял промасленный пакет с объедками и куриными костями, угодивший в Санни. Хныча, тот зажимал ладонью глаз.

— Пошли! — Фрэнк ринулся «за кулисы», обрывая занавес. — Я с этого козла хозяина сейчас такой штраф вытрясу! Глаз у музыканта выбит! Полицию и врачей немедленно! Где здесь телефон?!

За «сценой», у двери дышащей паром кухни, состоялись разборки. Фрэнк требовал полицию, рвался к телефону, но хозяин стоял насмерть.

— Ребятки! Я все понял. Понял! — Косясь на распухшую щеку Ларго, он протянул ему купюры: — Здесь по десять баксов каждому. Эта высшая ставка! — Пропитая физиономия шельмы изображала смущение. — Ну вроде штрафа по возмещению ущерба. Нехорошо вышло, примите извинения. Надеюсь, с полицией связываться не будем? Народец здесь гнилой, сам через день битый хожу. Вы загляните через недельку — туристы на озеро приедут. Выпивают лихо, но все время поют. Приличный контингент.

— Пошли… — Развернувшись на каблуках, Фрэнк с гордым видом направился к выходу. За ним последовали остальные.

— Эй, парни, — окликнул хозяин, — послушайте старину Гарри Костера. Я в молодости на арене подковы гнул — знаю это дело, уж поверьте. Если честно, вы сами виноваты. Нельзя же прямо так в лоб — явились и ну наяривать! Публика подхода требует, ее разогреть надо. Пошутить, покалякать, анекдот рассказать. Войти в контакт…

— Спасибо за совет, босс. Примем к сведению. — Фрэнки демонстративно раскланялся. — Да, учитель! Ты б писсуары починил. В клозете потоп и газовая атака. Похоже, твоим клиентам моча в голову ударяет. Бьют тебя, видать, не зря. И будут бить!..

Тем же вечером Фрэнк поссорился с Бено и подрался с Престо. Разнимавшему их Санни разбили нос, и теперь, с поврежденной щекой и травмированным носом, этот добродушный толстяк походил на бандита.

Фрэнк ненавидел всех. Было ясно: карьере певца пришел конец.

«Жизнь улыбается. А что ей остается, когда смеемся мы?»

«…Шел Фрэнк по шоссе… Фрэнк шел по шоссе… шел Синатра по шоссе и шептал: «О, Боже! Почему искусство тут на говно похоже?..» Он шептал, что контрабас вроде писсуара. Словно конь со страху вдруг обоссал гитару…» — На нервной почве хорошо сочинялось. В свете луны блестела лента шоссе, к ней пугающе подступал темный лес. Фрэнк шагал прочь от городка, в мотеле которого осталась тройка его друзей. Нет, врагов! Уродов! Три года мечтаний, распевок, шлифовки звучания пошли к чертям. Хватило одного выступления, дабы понять — Железная До, как всегда, оказалась права.

Насовав уезжающим гастролерам кульков со снедью, она прослезилась, но все же не удержалась — лягнула колесо отъезжающего автобуса и крикнула сыну вслед, перекрикивая фырканье мотора: «Можешь не возвращаться, засранец! Я не буду ждать, когда тебя шуганут под жопу!»

…Фрэнк шагал под звездами и молился о том, чтобы Господь никогда больше не позволял ему петь. Ну разве на свете больше нечего делать? Завтра же он найдет себе другое занятие. Будет работать в конторе с девяти до пяти и жить, как нормальный человек. Да, как нормальный!

— Деньги забыл! — Его догнал запыхавшийся Санни. — Бегаешь ты, как лось, я все жиры растряс. Думаешь, мы совсем скурвились, гонорар зажмем? — Он протянул солисту зажатую в потной ладони десятку.

Возвращались они вместе. Фрэнк обнимал за плечи плакавшего от радости толстяка.

На следующий день «Четверка» выступала в приличном клубе в зале для дансинга. Вертелся зеркальный шар, нарядные куколки танцевали возле самой сцены и посылали артистам воздушные поцелуи. После выступления девчонки буквально атаковали музыкантов. В их гостиничном номере до утра не утихало веселье.

«Пожалуй, игра стоит свеч…» — думал Фрэнки, засыпая рядом с рыжей пампушкой, показавшей ему в постели высший класс.

Вскоре женское внимание — восторги, улыбки, флирт и конечно же секс стали своего рода допингом, дающим силы и энергию на новые выступления. Фрэнк заметил, что его пение действует на прекрасный пол одурманивающе. Со временем он понял, как надо подавать ту или иную песню, где подпустить лирики, где затянуть паузу и вести мелодию мягче, так, словно шепчешь на ушко в постели: «Красотка моя, луна над нами, прижмись теснее и послушай мой блюз…» Синатра и не заметил, как сыграло ему на руку отсутствие хорошего музыкального слуха — он пел мимо нот, и с годами такое исполнение стало его «фирменным знаком». А слабый вокал с лихвой компенсировался искусством сводить с ума женщин.