Кризис среднего возраста - Алексей Анатольевич Миронов
Странно, но его соперника в классе не было. Ну конечно, в туалетную комнату отправился подымить.
В туалете было накурено. Сизые клубы табачного дыма и затылки одноклассников – вот что он там увидел. Над затылками поодаль, на заднем плане возвышался лик Володьки Кирсанова. Тот сидел на подоконнике и ораторствовал. И речь его словно служила продолжением предыдущей речи, прерванной столь драматично.
– Снимаю я с нее кофточку, начинаю расстегивать лифчик и вдруг понимаю: под лифчиком ничего нет! Два комочка ваты размером с кулак падают на пол…
Слушатели захохотали, и это привело Пашу в ярость. И не только это: люби Володька девушку по-настоящему, разве стал бы он глумиться над нею в сортире!..
Павел и сам не понял, как очутился возле окна. Одноклассники вокруг попадали, как кегли. Стащив друга с подоконника, он повалил его на кафельный пол. Заболела вдруг рана на голове. Как у мушкетёра!
Он выплюнул слово за словом в лицо противнику:
– Сегодня моя шпага к вашим услугам, месье! Встречаемся в семь вечера в спортзале. Не опоздай на дуэль!
Его колотило, он с трудом сдерживался. Вот бы врезать сейчас этому гаду!
– Сам не опоздай.
Ответа поострее у сына дипломата не нашлось.
В назначенное время семиклассники буквально осадили спортзал. Поединок обещал быть и увлекательным, и страшным. Это вам не драчка в туалете или за углом!
В основном собрались Володькины вассалы. Накануне тот раздал им щедро упаковки с жевательными резинками и сигареты. Двигая челюстями и то и дело выбегая покурить, вассалы ждали своего сюзерена, могучего и справедливого. Поодаль держалась небольшая группа парней, одетых попроще. Нетерпение их тоже было велико: многие из них поглядывали на часы, висевшие в зале над шведской стенкой.
В разглядывании часов и покуривании минул час, затем второй. Никого не дождавшись, группы сторонников Перышкина и Кирсанова покинули школу. Великое нетерпение сменилось великим разочарованием. Стали ждать в школьном дворе.
– Придут, всё равно придут.
– Таких слов на ветер не бросают.
– Вызов, настоящий вызов на дуэль!..
Вскоре школу покинули уборщицы тетя Клава и ее дочка Зиночка, дурочка, зачатая в алкогольном угаре послевоенной юности. В здании остался один сторож. Он выключил свет, и последние освещённые окна почернели. Прямоугольник школы мрачно возвышался над скелетами тополей и пиками кованого забора. Сторож медленно обошел здание по периметру. Убедившись, что свет везде выключен, он направился в свою подвальную комнатенку.
Тем временем школьный пустырь, летом служивший футбольным полем и беговой дорожкой для сдачи норм, а зимой пространством для лыжной эстафеты, пересекли два юношеских силуэта. Длинный застекленный коридор соединял основное здание школы со спортивным залом, который выстроили позднее. На плане это выглядело буквой «Г» в ее зеркальном отражении. Ножкой буквы являлся спортивный зал с застекленным коридором, а здание школы – перекладиной.
Как попасть в спортзал?.. Легче легкого!
Окно мужского туалета на первом этаже всегда запиралось на шпингалет. В женский же туалет проникнуть через окно можно было свободно. Чем всегда и пользовались опоздавшие на урок школьники.
Отворив оконную раму, соперники беспрепятственно проникли в родную школу.
Не глядя друг на друга, они миновали коридор и влетели в темную пасть спортивного зала. Щелкнул выключатель. Белый свет люминесцентных ламп больно ударил по глазам. Соперники зажмурились и поморгали, привыкая к свету. Не говоря ни слова, они открыли крохотную комнатенку, служившую Иванычу складом спортивного инвентаря. Ключ от нее хранился в условленном месте над дверью, был засунут в щель между стенкой и наличником.
«Мушкетеры» выбрали из пирамиды по рапире. Уткнув рукояти в пол, принялись свинчивать с клинков защитные колпачки.
Понимал ли Володька, что в своей любовной стратегии и тактике зашел слишком далеко? Конечно, понимал. Но гордыня мешала ему протянуть руку сопернику и извиниться. Приближаясь к чему-то роковому, он прокручивал разные варианты финала. В этот вечер из зала уйдет кто-то один, а второй останется лежать на полу. Раненый, а то и убитый. В голове бушевал внутренний голос: «Честь дамы сердца! Честь дамы сердца!.. Вот заколет тебя этот псих с забинтованной головой! Или опасно ранит. Изуродует. И о МГИМО и дипломатической карьере придется забыть! Языком-то трепать ты горазд! Ну-ка, признавайся, сейчас куда свой язык засунул?»
Пока Кирсанов вел беседы с собственным страхом, Перышкин с забинтованной головой ждал. Ждал, держа рапиру. Свинченный защитный колпачок лежал в кармане.
От взгляда соперника Володю аж перекосило. Чистейшая ненависть! Ненависть к сопернику, оскорбившему честь дамы сердца. По всем рыцарским законам такую ложь, такое оскорбление можно смыть только кровью.
Перышкина смерть и вправду не страшила. Это же так сладко – погибнуть на дуэли, умереть за честь возлюбленной! Впрочем, тут же являлась и сказочная мысль: потом он оживет, а там уж они поженятся. Неужели же Ирочка пойдет вот за этого оскорбителя?
Эта смелая мысль согрела Перышкина. Несмотря на легкое головокружение, он поспешил принять боевую стойку. Вытянув правую руку с рапирой вперед, левую он согнул в локте, как бы демонстрируя бицепсы.
В памяти всплыла безобразная сцена в туалете: похвальба глумливого соперника, поддерживаемая кучкой вассалов, продавшихся за сигаретки. Эти глупцы посмели смеяться над святая святых! Над Ирочкой Травкиной! Едкая волна ненависти и любви вперемешку шибанула Перышкину в голову, а вместе с нею вдруг пришли слёзы. Печаль смыла самообладание. Противник перед ним раздвоился, распался натрое.
Начисто забыв про тактику фехтования, Паша сделал выпады туда и сюда и даже махнул рапирой как шашкой. Слезы лились из его глаз уже водопадом. Он голосил, как младшеклассник.
– Ты, наглец! Что ты там городил про Иру? Повтори, мерзавец! – ревел Перышкин, наступая на то пустое место, где прежде стоял соперник. – Что у тебя с ней было? Или все врешь, каналья?
Володька уворачивался, с легкостью отбивал выпады неуклюжего соперника. Право, не фехтовальщик, а баба! Конечно, такой псих недостоин талантливой Травкиной. Какую-то минуту назад Кирсанов подумывал о мировой, но теперь передумал.
Зачем? Отличная мысль: поиграть с Пашкой-неудачником!
Отбив очередной грубый выпад, Кирсанов выкрикнул – и эхом отдался его голос в спортзале:
– Вру? А вот и не вру!
– Врешь!
Ещё один парированный выпад. Положительно, Перышкин забыл все уроки Иваныча.
– Мы были на вечернем сеансе в кино, – уходя от противника, начал рассказывать Володя. – На последнем ряду. Мы не только целовались! Я трогал ее грудь. Сама позволила. Грудь у нее маленькая. Правду говорю! В чашечки лифчика Ирка кладет вату.
Володя нарочно старался говорить спокойно, прерываясь на вдохи и выдохи. Слабое место противника найдено: его выдержка.
Он оказался прав.
Перышкин закатил форменную истерику. То, что он
