Владимир Этуш. Старый знакомый - Елена Евгеньевна Этуш
Я увидел траншеи, окопы и минные поля, исхоженные и исползанные нами на пузе. А главное, эти немые знаки воскресили во мне дух того времени, образы людей сражавшихся и людей, несших все тяготы войны.
Это что касается тяжелых дней отступления. Товарищи, пригласившие меня в Ростов, любезно предоставили мне возможность вновь посетить и другое незабываемое место – рубеж обороны, на котором располагался полк весной 1943 года. С Таганрогского шоссе мы свернули по указателю на Приморку, выехали на взгорье, и я ахнул – прямо передо мной была Приморка, справа Вареновка, вдали был виден абрис города, а посредине Большой Лог – бывшая ничейная земля. Сейчас засеянное поле. Конечно, изменился абрис города вдали, в селениях прибавились новые дома, но ландшафт оставался до боли прежним, узнаваемым. Я смотрел на это мирное поле, а вспоминал колючую проволоку, противотанковый ров, минные поля и даже нашел заросший бурьяном котлован, где был наш НП, а главное – я вспоминал лица своих фронтовых друзей, верных товарищей.
Там ни с чем не сравнимый дух фронтового братства, который помог выстоять, выстоять!
Вот почему я приехал сюда с таким волнением. Вот почему, несмотря на то что я бывал во многих городах и странах, ростовская земля будет для меня всегда родной и близкой.
Сначала мы шли по течению Урупа, потом вошли в Карачаевскую автономную область. Микоян-Шахар уже был занят. Мы его обошли несколько восточнее, вышли на узкую горную дорогу, ведущую в Кисловодск. Прошли Верхнюю и Нижнюю Мару, свернули с дороги вправо и вышли в горы. Горы – раньше я имел о них представление по Пушкину и Лермонтову… Я считал, что более поэтичного зрелища быть не может. Но как раз именно здесь чего-чего, а поэзии не было и в помине для нас. Это зрелище величественное и бесспорно поэтичное, но как для кого и в какое время – «бытие определяет сознание».
Пока путь лежал по казачьим станицам Кубани и Урупа, я редко думал, что буду кушать завтра. Хорошо-плохо прокормиться можно было у населения. Сухой паек, который выдавали, я никогда не получал и не таскал его.
Но в горах пришлось позаботиться и о хозяйстве. Пятнадцать суток мы шли по горным тропинкам, не встречая ни единого человека. Иногда можно было встретить чабана, угнавшего свое стадо, – и все.
Повозками ехать нельзя было, пришлось перегружать на вьюки. Весь запас провизии выдавали на руки – гречка и рисовая крупа, немного муки, табак. Весь паек на двоих умещался в одной сумке из-под противогаза. Нормы на каждый день нетрудно себе представить. И вот карабкались, карабкались по этим горам. Налазаешься до того, что поджилки дрожат. Наконец привал. И вот здесь еще нужно километров пять походить, чтобы набрать кизяку на обед или ужин. Обед или ужин – каша, другого меню нет. Иногда замешаешь и испечешь лепешку (мацу). Но это роскошь – муки мало. Вся пища без соли.
Единственное, что там прекрасно, – это воздух и вода. Жара невыносимая – юг, но в горах не жарко, воздух чист и свеж. Я переносил эту жару значительно лучше, чем в средней России…
Вода холодная, прозрачная и прекрасная. Она, как целебный бальзам, возвращает силы человеку, измученному путешествием.
Бывало, идешь, идешь, попадешь на источник, вымоешь ноги, умоешься, сделаешь пару глотков – и снова готов продолжать свой путь.
На первый взгляд покажется странным, но мне пришлось в августе месяце терпеть и холода – в горах жарко, пока солнце. Как только солнце зашло – холодно так, что зуб на зуб не попадает. Это от близости вечных снегов.
На третий день пути мы увидели Эльбрус. Его белая шапка была видна далеко впереди за целым рядом горных кряжей, шедших перпендикулярно нашему пути. Впереди ясно различается большая, почти непрерывная цепь гор, несколько возвышавшаяся над остальными, – это и был основной Кавказский хребет, высшей точкой которого является Эльбрус.
Мираж в горах настолько велик, что нам казалось, что до Эльбруса не больше 30–40 километров. Однако мы шли ровно четырнадцать суток, пока наконец не вышли к селению Нижний Баксан, от которого по долине Баксана шла уже прямая дорога к Клухорскому перевалу, расположенному в 30 километрах от вершины Эльбруса.
Даты не помню (это было в последних числах августа или сентября), но прекрасно помню тот вечер, когда мы достигли туристической базы, которая являлась отправным пунктом для туристов, преодолевающих перевал.
Сюда когда-то приезжали любители ощущений, вооружались кирками, палками, веревками; надевали специальные костюмы, ботинки с шипами и, тщательно подготовившись, завтракали только легкой пищей – шоколадом, например, – как говорит инструкция туристам, найденная мною в здании базы, это лучшая пища перед восхождением, более того, рекомендуется брать шоколад и с собой. Подготовившись таким образом, люди начинали восхождение…
Пришли мы вечером, поужинали гречневой кашей, причем дровами нам служили остатки лыж и тех палок, которыми раньше пользовались туристы и которые еще не успели растащить новые проходящие «туристы». Поужинав, легли спать, проснулись утром и снова начали варить кашу – это вместо рекомендуемого шоколада. Решили, что при «переваливании» вряд ли будет возможность останавливаться и варить, и необходимо заготовить себе что-либо на день. Здесь заменителем шоколада должны были служить ржаные лепешки, которые мы замешивали с водой и жарили на воде, – по три штуки на брата. Кстати, успешный ли это заменитель, мне не пришлось узнать, так как мой продсклад – противогазовая сумка – попал в начале восхождения к Фишману, и увидел я ее только на следующий день. Благодаря этому я выяснил другое, как мне кажется, более ценное, – можно преодолеть перевал, ничего не кушая, а накануне утром вместо шоколада покушать гречневой каши. Нужно будет внести изменения в эту инструкцию туристам.
Погода нам явно не благоприятствовала. Шел мелкий осенний дождь, которому не придали особого значения, но который способен вымочить, что называется, до костей, – возможно, поэтому мы и не двигались.
Наконец, в первом часу – «Становись!» – пошли. Вся моя защита от дождя – румынская плащ-палатка, которая подвела меня, когда я еще не успел дойти до перевала.
Мы прошли по ровной лесной дороге километра четыре, когда увидели впереди себя довольно солидную гору, но не Кавказскую, а
