Николай Чуковский - Балтийское небо
Паровоз внезапно затормозил и остановился у маленького темного станционного здания. Машинист и его помощник слезли с паровоза и скрылись где-то за станцией. Они не возвращались почти час. Совсем стемнело, стало прохладно. Сидя в тендере на полене, Лунин теперь, в тишине, снова слышал знакомый гул - гул фронта. Огромные пятна зарев с размытыми, неясными краями туманили звёзды. Огненные вспышки прыгали вдоль всего западного края горизонта, и на их фоне внезапно становилась видна зубчатая линия леса.
Наконец машинист и помощник вернулись. Паровоз двинулся, и они поехали дальше, на этот раз медленно и осторожно. Проехали две станции. На третьей остановились.
- Вылезайте, - сказал помощник машиниста Лунину и Ховрину. - Дальше не поедем.
Ему, видно, жалко их стало, когда они, спустившись с тендера, шагнули в непроглядную тьму. Он им крикнул вдогонку:
- Вы здесь в любую избу постучитесь. Переночевать всюду пустят.
- А где тут шоссе? - спросил Ховрин.
В окне паровоза появился усатый машинист.
- Вы куда, в Ленинград собираетесь? - спросил он.
- В Ленинград, - ответил Ховрин.
- Туда хода нет, - сказал машинист. - Немцы Мгу заняли.
- Шоссе севернее Мги проходит, - сказал помощник. - Между железной дорогой и Ладогой. Через Красный Шум.
- Если железную дорогу перерезали, так и шоссе перерезали, - сказал машинист.
- А вдруг не перерезали? - сказал Ховрин.
- Не знаю, - проговорил машинист осторожно. - Шоссе здесь недалеко. Вот так, километра три.
Они пошли в темноте, сначала между избами с темными окнами, потом по чуть белевшей дороге через поле.
Оба несли чемоданы. Ховрин - очень маленький, с трудом, Лунин большой и тяжелый, без всякого труда.
- Надо попробовать по шоссе, - сказал Ховрин. - Хоть для очистки совести.
На перекрестке у шоссе к ним подошел человек в военной фуражке. Лунин осветил его электрическим фонариком. Младший лейтенант, очень маленького роста. Он вытянулся перед Луниным и приложил руку к фуражке.
- Ждете машину на Волховстрой? - спросил младший лейтенант.
- Нет, на Ленинград, - сказал Лунин.
Маленький младший лейтенант умолк, стараясь разглядеть Лунина и Ховрина. Потом заговорил снова.
- Я часа полтора назад выходил на шоссе, - сказал он. - Тогда машин полно было. Одна за другой шли...
- На Ленинград? - спросил Ховрин.
- Нет, на Волховстрой, - ответил младший лейтенант. - Мне на Волховстрой... На Ленинград, говорят, с полудня не было... Я только зашел к себе в землянку за вещами, убрался, вышел сюда - и как отрубило. Ни одной машины. Я уже минут сорок жду...
Они сели на траву у обочины. Лунин смотрел на звёзды. В ночной тишине все звуки были особенно отчетливы, и казалось, что артиллерия бьет где-то совсем рядом. Выстрел - разрыв, выстрел - разрыв... И всё в одной стороне, на западе. При каждом разрыве вздрагивал воздух.
Становилось холодно. Младший лейтенант надел шинель.
- С Ладоги тянет, - сказал он.
- А далеко здесь до Ладоги? - спросил Лунин.
- Нет, близко. Несколько километров...
Они вскочили, потому что услышали шум приближающейся машины. Машина шла со стороны Ленинграда. Младший лейтенант вышел на середину шоссе, чтобы загородить ей дорогу.
- Посветите ей своим фонарем, - попросил он Лунина. - А то она проскочит.
Они увидели очертания большого грузовика, который приближался с потушенными фарами. Какие-то закутанные фигуры колыхались в его кузове. Лунин зажег свой фонарик. Младший лейтенант запрыгал и замахал руками. Машина, залязгав, остановилась.
Человек восемь женщин, закутанных брезентом, молча смотрели на них из кузова. Шофёр вышел из кабины и, ни на кого не глядя, прежде всего осмотрел и ощупал шины. Машина была гражданская, и шофёр гражданский.
- Из Ленинграда? - спросил его Ховрин, пока младший лейтенант залезал в кузов.
Шофёр кивнул.
- Когда выехали?
- Сегодня в два.
- Ну как там?
- Хорошо, - сказал шофёр твердо. Он выпрямился и внимательно осмотрел Ховрина и Лунина.
- Там-то хорошо, - повторил он. - Да проезда туда больше нету. Всё...
- А как же вы проехали? - спросил Лунин.
- Вот проехали, а больше никто не проедет. Бьет по шоссе. Нас четыре раза землей обсыпало. Проезда больше нет.
Он влез в кабину, и машина двинулась.
Лунин посмотрел на Ховрина. Как поступит этот тощий журналист? Стоит ли ждать? Но Ховрин сел на траву на прежнее место. Лунин сел рядом с ним.
Положение Ленинграда Лунину стало ясно. Немцы обошли Ленинград с юга и перерезали последнюю железную дорогу. Они обстреливают последнее шоссе. Час назад обстреливали, теперь, может быть, и шоссе перерезали. От шоссе до берега Ладожского озера всего несколько километров. Немцы выйдут к озеру, и круг замкнется.
С севера - Финский фронт, от Финского залива до Ладоги. С запада Финский залив. С юга - немцы. С востока - Ладога. Та часть Карельского перешейка, на которой расположен Ленинград, станет островом. Может быть, уже стала островом.
Они долго сидели в траве и молчали. Звёзды двигались над ними. Выстрел - разрыв, выстрел - разрыв. Лунину теперь казалось, что разрывы громче, чем были раньше.
Вдруг издалека донеслось до них какое-то дребезжанье. Оно быстро приближалось - не с запада, а с востока, со стороны Волховстроя.
Скоро стало ясно, что это идет машина. В кузове у неё что-то звякало и гремело.
Машина так быстро возникла из тьмы, что они едва успели вскочить. Лунин зажег фонарик и, крича, кинулся прямо к колесам. Машина проскочила, но метрах в десяти затормозила и остановилась. Они побежали к ней. Шофёр глядел на них, приоткрыв дверцу кабины.
Лунин осветил его фонариком. Это был боец, очень юный, с озорным мальчишеским лицом.
- Подвези, - сказал Ховрин.
- А вам куда?
- А ты куда?
- Куда я, вы не поедете.
- А ты почем знаешь? - спросил Ховрин. - Куда ж ты?
- В большую деревню.
- И нам туда же, - сказал Ховрин, кладя свой чемоданчик в кузов.
Ослепленный светом фонарика, шофёр только теперь разглядел, что перед ним командиры. Обращаясь к Лунину, как к старшему из двоих, он сказал совсем по-другому, почтительно и серьезно:
- Туда проезда нет, товарищ майор.
- А как же ты?
- А уж я как-нибудь, мне надо.
- Нам тоже надо, - сказал Ховрин и полез в кузов.
Шофёр предложил Лунину сесть рядом с собой в кабину, но Лунин отказался.
- Я уж лучше на вольном воздухе, - сказал он. - Вместе с товарищем.
Они уселись на соломе, прислонясь спинами к задней стенке кабины. И понеслись.
В кузове раскачивалась, звеня и лязгая, пустая металлическая бочка из-под бензина. Они отпихивали ее ногами - то Ховрин, то Лунин, - но через минуту она накатывалась на них снова. Укрощение этой бочки некоторое время занимало всё их внимание. Но мало-помалу происходящее вокруг настолько отвлекло их, что они забыли о ней.
