Военные контрразведчики - Александр Юльевич Бондаренко
Лавров Владимир Николаевич (1869 — после 1911). Окончил 2-е Константиновское военное училище, служил в Забайкальском казачьем войске. В 1897 году окончил курсы при Отдельном корпусе жандармов, служил в Тифлисском губернском жандармском управлении (ГЖУ), занимался организацией оперативно-розыскной работы. С августа 1902-го по конец мая 1903 года — начальник русской секретной полиции в Грузии. 4 июня 1903 года переведен в распоряжение начальника Главного штаба Русской армии, возглавлял Разведочное (контрразведывательное) отделение Главного управления Генерального штаба (ГУГШ). В 1911 году, выйдя в отставку в чине генерал-майора, поселился во Франции, где руководил первой организацией агентурной разведки в Западной Европе — «организацией № 30», действовавшей по Германии. Сведения о его дальнейшей судьбе отсутствуют.
Из послужного списка: «Не имеет недвижимого имущества, родового или благоприобретенного, ни он, ни его жена».
Как и все жандармские офицеры, он окончил военное училище, служил в войсках (срок офицерской службы для будущих жандармов должен был составлять не менее шести лет), а потом, сдав экзамены, поступил на курсы, после окончания которых был зачислен в Корпус жандармов…
Четвертого июня 1903 года Лавров был переведен в распоряжение начальника Главного штаба и приступил к работе. Кстати, в целях соблюдения конспирации все чины Разведочного отделения официально числились как «стоящие в распоряжении начальника Главного штаба».
Об эффективности и направленности работы отделения можно судить хотя бы по тому, что уже в течение второй половины 1903 года под наблюдением оказались: «1. Австро-венгерский военный агент, князь Готфрид Гогенлоэ-Шиллингсфюрст; 2. Германский военный агент, барон фон-Лютвиц; 3. Японский военный агент, подполковник Мотодзиро Акаси; 4. Служащий в Департаменте торговли и мануфактур, коллежский секретарь Сергей Иванов [сын][18] Васильев; 5. Начальник Девятого отделения Главного интендантского управления действительный статский советник Петр Никандров [сын] Есипов».
Австро-венгерский, германский и японский военные агенты являлись официальными представителями основных противников России на то время и в перспективе. А наши соотечественники, попавшие под наблюдение в результате сообщений от «заграничных источников», оказались агентами иностранных разведок: коллежский секретарь (гражданский чин, соответствующий поручику) Васильев продавал чертежи из конструкторского бюро Главного артиллерийского управления, а статский генерал Есипов в одном лишь 1903 году передал в Вену (не бесплатно, разумеется), 440 листов очень подробных, «одноверстовых», топографических карт российской территории. Изменники были изобличены и понесли, как принято говорить, заслуженное наказание.
Особо пристальное внимание военные контрразведчики обращали на деятельность японского военного агента подполковника Мотодзиро Акаси. И небезуспешно: 26 декабря 1903 года, как сообщила «наружка»[19], он получил по почте письмо: «Буду на другой день в то же время. Ваш 1».
Блаженные времена для контрразведки! От такого текста за версту пахнет конспиративным шпионским посланием, и руководство Разведочного отделения поспешило принять соответствующие меры по усилению наблюдения, так что вскоре выяснилось, что квартиру помощника военного агента — капитана Тано регулярно посещает некий русский офицер в чине ротмистра. В военной форме — только так в те времена обязаны были ходить военнослужащие — неизвестный чуть ли не каждую субботу, во второй половине дня, приезжал к японцу и оставался у него примерно на час. Тогда же к своему помощнику приезжал и сам Акаси… Установить личность ротмистра не составило труда: им оказался штаб-офицер по особым поручениям при главном интенданте ротмистр Ивков, который, разумеется, был взят под наблюдение, и вскоре оно принесло еще более неожиданные результаты. Оказалось, что «доверительные» отношения Ивков поддерживает не только с японским военным агентом, но и с его германским коллегой, а также с представителем наших союзников — французским военным агентом. Как видно, офицер любил деньги превыше всякой меры…
Двадцать шестого января 1904 года, в то самое время (учитывая разницу часовых поясов), когда японцы внезапно напали на русскую эскадру в Порт-Артуре, японская военная миссия переехала из Петербурга в Стокгольм, откуда Акаси не только продолжил привычную разведывательную работу против России, но и расширил ее рамки, занявшись поддержкой разномастных террористов.
А ровно месяц спустя, 26 февраля, ротмистр Лавров под благовидным предлогом пригласил большого друга Японии (а также Германии и Франции) Ивкова в Санкт-Петербургское охранное отделение, где ему было предъявлено обвинение в государственной измене. Ивков «после некоторого колебания признал себя виновным, показав, что он передавал Акаси и Тано различные секретные сведения военного характера частью из мобилизационного плана, частью составленные по случайным данным», как записано в протоколе допроса. Признался он и в шпионаже на другие иностранные державы.
Но все-таки в каждом русском офицере — даже в таком, как Ивков, жили хоть какие-то понятия чести… Предатель не стал ждать суда, на котором он был бы подвергнут позору лишения чинов, орденов и дворянского достоинства, и покончил с собой в тюремной камере…
В то же самое время был взят под наблюдение военной контрразведки британский военно-морской атташе Кальторн — выяснилось, что представитель дружественной державы добывал через своих агентов секретную информацию по русскому флоту; в разработку попала графиня Комаровская, принадлежавшая к известной аристократической фамилии…
Хотя по своему численному составу Разведочное отделение Главного штаба было весьма немногочисленно, не имело филиалов и не считалось центральным органом военной контрразведки, его заметные успехи вскоре вызвали профессиональную ревность Департамента полиции. Вроде бы совсем еще недавно контршпионаж был жандармам без надобности, но тут вдруг проснулось желание — и с тех, очевидно, пор соперничество между контрразведкой и органами внутренних дел можно считать традиционным. Причем, как известно, не только для нашей страны.
В конце весны 1904 года в структуре полицейского департамента было организовано так называемое Совершенно секретное отделение дипломатической агентуры. Оно было настолько секретным, что о его организации в Главном штабе узнали с большим опозданием, и поначалу это приводило к недоразумениям. Когда же все выяснилось, началась неравная конкуренция — на стороне Департамента полиции были «административный ресурс», выражавшийся в поддержке министра внутренних дел и шефа жандармов В. К. Плеве, а также мощь всего аппарата общей и тайной полиции. Нет смысла объяснять, что Разведочное отделение не могло располагать необходимыми по количеству и качеству специфическими силами и средствами для ведения контрразведывательной работы — наблюдения, перлюстрации корреспонденции и прочего. Исходя из этого, руководству Разведочного отделения было предложено присоединиться к Департаменту полиции… После же отказа от такого предложения зона деятельности военной контрразведки оказалась весьма ограниченна… Опять-таки пример традиционного отношения к делу, когда ведомственные интересы превалируют над государственными.
Между тем «к началу Русско-японской войны ни Разведочное отделение Главного штаба, ни Департамент полиции МВД не смогли противостоять наплыву иностранных шпионов, и в первую очередь, японских. Помимо Главного штаба, борьба с иностранным шпионажем была возложена в армии на разведывательные отделения штабов
