Коллектив авторов - Царь Петр I «Западный либерал». Иностранцы о царе-реформаторе
23-го, утром, приехал граф Пушкин и объявил, что его величество царь намерен устроить после обеда увеселительное катание по Неве на всех здешних барках и верейках, на которое приказал пригласить и его высочество. Он (Пушкин) хотел заехать за нами, когда выкинут флаг. Здесь так заведено, что если в двух или трех определенных местах города вывешиваются флаги, то все барки и верейки или, смотря по флагу, все яхты, торншхоуты и буеры должны собираться по ту сторону реки, у крепости. Для не являющихся по этому знаку положен большой штраф. После обеда, в назначенный час, явился граф Пушкин, и мы отправились, взяв с собою как барку, так и обе наши верейки. Подъехав к реке, мы увидели, что все ушли уже довольно далеко, почему велели грести сильнее и скоро догнали флотилию. Впереди ее плыл адмирал маленького флота[16] (который составляют все упомянутые небольшие суда), имевший на своем судне, для отличия, большой флаг. Прочие суда должны следовать за ним и не имеют права обгонять его. Царь ехал недалеко позади, на барке царицы; он стоял у руля, а царица с обеими принцессами, своими дамами и камер-юнкерами сидела в каюте. Проплыв довольно далеко, адмирал поворотил назад, а все следовавшие за ним остановились и выждали, пока он не прошел мимо. В это время мы поравнялись с царскою баркой, и его высочество, вышед из задней каюты, кланялся царю, царице и принцессам, которые отвечали на его поклоны из своих окон. Мы постоянно оставались потом близ этой барки с правой стороны. Валторнисты царицы, данные ей Ягужинским, играли попеременно с нашими, которые на барке стояли позади, царские же впереди. Чудный вид представляла наша флотилия, состоявшая из 50 или 60 барок и вереек, на которых все гребцы были в белых рубашках (на барках их было по 12 человек, а на самых маленьких верейках не менее 4-х). Удовольствие от этой прогулки увеличивалось еще тем, что почти все вельможи имели с собою музыку: звуки множества валторн и труб беспрестанно оглашали воздух. Мы спустились до самого Екатерингофа, куда приехали очень скоро, потому что плыли по течению реки, да и, кроме того, водою туда от города не более четырех верст…
30-го, поутру, царь с его высочеством и со всеми здешними вельможами отправился в путь при пушечной пальбе в крепости и в Адмиралтействе. Ветер был не совсем благоприятный, однако они могли ехать довольно хорошо. Маленький флот их состоял из 80 или 90 судов (из которых его высочество имел для себя и своей свиты три буера), если считать все яхты, торншхоуты и буеры. Вид на реку был очаровательный, когда эти суда, одно за другим, проходили мимо. Адмирал буеров плыл впереди, и никто не смел обгонять его. Для отличия наверху его мачты развевался большой красный и белый флаг. У большей части вельмож были с собою трубы или валторны, звуки которых против крепости чудно раздавались и производили эхо. Царица оставалась дома, потому что дамы не участвовали в этой поездке. Без ее свиты после отплытия флотилии Петербург совершенно опустел, так что, кроме здешних купцов, не встречалось почти ни одного порядочного человека. После обеда асессор, придворный проповедник, Дюваль и я согласились нанять лошадей и ехать осматривать здешние окрестные загородные дворцы…
Август
6-го, утром, получено было известие, что почту, отправленную третьего дня отсюда в Германию, ограбили на первой станции за Петербургом. Как это случилось, не знали; говорили только, что ямщика арестовали, и что лошадь найдена в лесу; но о тюке, в котором лежали письма и около 800 червонцев, все поиски были пока что напрасны…
7-го, в 12 часов утра, все мы, оставшиеся дома, целым обществом всходили на колокольню в крепости, чтобы послушать игру курантов, положенную в это время, и посмотреть на панораму Петербурга. Колокольня эта самая высокая в городе… Когда мы взошли на самый верх, под колокола, музыкант дал нам большую зрительную трубку, с помощью которой можно было видеть оттуда Петергоф, Кронслот и Ораниенбаум. Петербург имеет вид овала и занимает огромное пространство. Во многих местах он еще неплотно застроен; но эти промежутки не замедлят пополниться, если царь еще долго будет жив. Крепость С.-Петербург[17], где находится колокольня, построена у самой Невы и имеет несколько толстых и высоких каменных бастионов, уставленных большим числом пушек. Говорят, что сооружение ее, которым очень спешили, стоило множества народа, что при тогдашней необыкновенной дороговизне съестных припасов и недостатке в одежде люди как мухи умирали от голода и холода и там же хоронились. Со стороны твердой земли она не так красива и далеко не так укреплена, как со стороны реки, потому что обнесена только валом и рвом; однако ж защищаться может довольно долго. Она есть в то же время род парижской Бастилии; в ней содержатся все государственные преступники и нередко исполняются тайные пытки. Многие пленные шведские офицеры содержались там в казармах, находящихся под валом. Покойный царевич, впавший в немилость у государя и судебным порядком приговоренный к смерти, под конец также заключен был в эту крепость и в ней умер. Она имеет своего особенного коменданта, и туда ежедневно назначается большой караул от здешних полков. Васильевский остров, где находится дом князя Меншикова, и выстроено уже много других больших зданий, составит собственно город и, как говорят, со временем будет укреплен. Он очень обширен, но застроен только по берегу и опоясывается Невою, которая перед крепостью разделяется на два рукава. Вся левая сторона реки, где стоит крепость, составляет одну сплошную массу, так что там можно пройти сухим путем от одного конца до другого. Но город по правую сторону реки, где Адмиралтейство, прорезан многими каналами, через которые наведены мосты (исключая, впрочем, канал, протекающий возле царского летнего дворца), так что если нужно отправиться из этого дворца, или из Почтового дома (близ которого живет его высочество), или из царского зимнего дворца, находящегося на третьем канале, на противоположную сторону, где стоят дома вдовствующей царицы, генерал-фельдцейхмейстера Брюса и многих других вельмож, то чтоб попасть туда, надобно ехать к Адмиралтейству и далее, через длинный проспект, вымощенный пленными шведами и усаженный с обеих сторон деревьями; поэтому в таких случаях берут обыкновенно барки и верейки, потому что водою туда недалеко. С колокольни еще прекрасный вид на совершенно прямую аллею. В крепости ежедневно, в полдень, играют гобоисты, а на башне Адмиралтейства, в то же время, особые трубачи. Из крепости мы пошли на площадь, где совершаются казни (там, рядом с 4-мя другими головами, выставлена голова брата прежней, впавшей в немилость царицы, урожденной Лопухиной), чтобы взглянуть на князя Гагарина, казненного незадолго до отъезда царя в Ригу. Он был сперва повешен перед домом Сената, куда, кроме сенаторов, были собраны смотреть на казнь и все родственники преступника, которые потом должны были весело пить с царем. Побыв немного на этом печальном месте, мы отправились домой…
11-го возвратились в Петербург его королевское высочество в карете, а царь и царица водою, со всею флотилиею. Его высочество из Стрельны-мызы ездил с царским маршалом (Олсуфьевым) на дачу последнего, где со всею своею свитою должен был очень много пить, и оттуда уже отправился домой в карете царицы.
12-го его высочество весь день оставался дома, потому что чувствовал еще усталость после совершенной поездки.
13-го один из моих хороших приятелей, бригадир Ранцау, который был в числе ездивших в Кронслот, рассказал мне следующее об этой поездке.
Отплыв из Петербурга 30 июля, в 11 часов утра, они, по причине слабого ветра, прибыли в Кронслот только часов в 6 или 7 вечера и остановились там в доме великого адмирала Апраксина.
31 июля царь показывал его высочеству и нашей свите сперва три большие окруженные больверком гавани, где стоят корабли, потом большую кронслотскую батарею, обращенную к морю. После того они поехали на нескольких шлюпках в собственно так называемую крепость Кронслот, которая окружена со всех сторон водою, а оттуда, осмотрев ее, к двум стоявшим вблизи бомбардирским галиотам. Когда они взошли на первую, царь опять сам все показывал и объяснял его высочеству. Он думал сначала, что она та самая, на которой было приказано им устроить все для увеселения герцога; но узнав, что для того приготовлена другая галиота, поспешно отправился на нее, и там в присутствии его высочества бросали разные бомбы. После всего этого они возвратились в Кронслот, откуда царь спустя несколько времени поехал с небольшою свитою в Петергоф. В его отсутствие князь Меншиков в тот же день угощал его высочество и всю нашу свиту. Вечером царский маршал Олсуфьев сказал тайному советнику Бассевичу, что так как его высочество взял с собою своих поваров, то им можно приказать требовать всю нужную провизию, которая готова к их услугам. Поэтому герцог на другой день, 1 августа, угощал всех русских министров, при чем очень много пили. Рано утром князь Меншиков уезжал в свое поместье Ораниенбаум; однако еще до обеда приехал назад и участвовал в пиршестве. Его величество царь вечером возвратился из Петергофа в Кронслот и на следующий день, 2 августа, в 7 часов утра, прислал к его высочеству графа Пушкина с приглашением приехать на флот, для чего и были приведены два судна, потому что царь находился уже на яхте. Пушкин думал, что его величество на несколько дней поедет к флоту, и просил герцога не брать с собою других вещей, кроме постельного белья, говоря, что его высочество будет иметь особую яхту, где найдет все удобства для себя и для шестерых или семерых кавалеров, и что для остальных и для прислуги приготовлены еще два судна. Кроме того, он имел поручение сообщить его высочеству, чтоб он и его свита были без шпаг, потому что и сам государь оставит при себе только небольшой кортик. Требование этот тотчас же было исполнено как его высочеством, так и всею свитою. Герцог отправился на транспортное судно, т. е. на прекрасную яхту «Принцесса Анна», где его встретили царский маршал и капитан яхты, который немедленно снялся с якоря и направился к флоту, находившемуся в 30 верстах от Кронслота. Во время плавания его высочество обедал на яхте со всеми русскими вельможами. Царь потом также присоединился к ним. Около 6 часов вечера они подошли к месту, где стояли корабли, и бросили якорь, после чего его величество царь с его высочеством объехали на шлюпке вокруг всего флота, состоявшего из 18 линейных кораблей[18] и 3 фрегатов, которые были расположены в виде треугольника кормою или задом наружу, а носом внутрь. Проезжая мимо каждого из них, царь пил за здоровье капитанов, стоявших у кормы своих кораблей. Совершив весь круг, они возвратились на транспортную яхту. Здесь царь простился с герцогом и поехал опять к флоту, а его высочество остался на ней и провел весь вечер один с своею свитою, что пришлось очень кстати после вчерашней пирушки. Я забыл сказать, что когда они подъехали к флоту, с него раздался сигнальный пушечный выстрел, после которого в один миг все корабли украсились бесчисленным множеством маленьких и больших разноцветных флагов и вымпелов; эффект был удивительный, тем более что вслед за другим выстрелом их так же быстро опять опустили. На следующий день, 3 августа, утром, его высочество получил через молодого Трубецкого приглашение приехать на царский корабль «Ингерманландия». С прибытием туда герцога все якоря по данному сигналу были подняты, и царь объявил его высочеству, что хочет повеселить его морскими маневрами, для которых, чтобы иметь более места, необходимо выйти далее в открытое море. Корабли двинулись на несколько верст вперед без особенного порядка; но подойдя к месту, где должно было происходить сражение, они выстроились в две линии, по 9 кораблей на каждой. Царь командовал правою, а князь Меншиков левою. Его величество в качестве командующего находился на среднем корабле, пятом в линии, и держался прямо против пятого же другой линии. Все сигналы подавались с этих двух адмиральских кораблей посредством вымпелов или флагов, из которых каждый имеет свое значение и тотчас же поднимается и на других кораблях. Для хранения сигнальных флагов сделаны, говорят, особые ящики, на которых они, для скорейшего их приискания, нарисованы в миниатюре. Кроме того, при них на кораблях вывешивается еще доска, где они также все нарисованы, и где находится объяснение каждого на русском и голландском языках. По ней наша свита при появлении сигналов могла сейчас видеть, в чем заключалась воля царя, и что он приказывал кораблям. Этот флот, составленный из двух линий, маневрировал более часа, сопровождая свои движения то ружейными, то пушечными залпами. Во всем сохранялся удивительный порядок, и зрители имели много удовольствия, тем более, что дым от сильной пальбы не приходил на их сторону, и что ядер и пуль нечего было опасаться. По окончании этого великолепного увеселения корабли стали опять возвращаться туда, где стояли на якорях, и тут можно было видеть, который из них шел лучше, потому что на каждом употреблялись все усилия, чтобы придти вовремя на прежнее место. В продолжение маневров и морского сражения они должны были поднимать и направлять свои паруса смотря по тому, какой требовался ход, чтобы постоянно оставаться друг против друга; но на обратном пути каждому из них предоставлена была свобода делать все возможное для обгона других. Царь, говорят, приказал арестовать нескольких флотских капитанов за то, что они в сражении иногда не совсем держались в линии; но на другой день их освободили. По этому случаю у государя был сильный спор с контр-адмиралом Сиверсом, который слишком горячо принял сторону офицеров и приписывал недоразумения отчасти ему самому. Все присутствовавшие не могли надивиться терпению его величества во время этого спора.
