Рудольф Баландин - 100 великих гениев

Что это – чудесное пророчество? Научное предвидение? Случайное совпадение? Последний вариант весьма сомнителен: уж слишком точно описан маршрут, даже срок его правдоподобен. О ясновидении, чудесном прозрении великого поэта, тоже можно говорить, лишь основываясь на собственном незнании или невежестве, ибо это будет уход от анализа и объяснения.

Но каким образом Данте мог узнать и описать пересечение Атлантического океана? Он, по-видимому, не сомневался в шарообразности Земли и возможности достичь восточной Азии или крупного острова (материка) на другой стороне Атлантики. Правда, если до него дошли отголоски преданий викингов о «Винланде», то путь мореходов был бы направлен на северо-запад, а не на юго-запад – к Северному полярному кругу, а не через экватор.

Скорее всего, в рассказе Данте сплелись воедино и старинные предания, и научные знания, и средневековые христианские представления о существовании где-то на краю света горы, за которой находится Рай. Именно такие ориентиры имел в виду Колумб, отправляясь в свое трансатлантическое плавание. Гений Данте предвосхитил его подвиг.

Конечно, мы обратили внимание лишь на один эпизод небольшой великой эпической поэмы. Современному читателю она может показаться слишком трудной. Одни примечания к ней занимают более сотни страниц (прекрасный перевод ее на русский язык М. Лозинского был отмечен в 1946 году Сталинской премией). Однако ею восхищались многие поколения почитателей классической литературы. В «Божественной комедии», как писал Пушкин, «план обширный объемлется творческою мыслию». Она грандиозна по объему, включает 100 песен и более 14 тысяч стихов, делится на три части – «Ад», «Чистилище» и «Рай».

Пройдя этот путь вслед за поэтом, читатель должен задуматься о смысле бытия и превратностях судьбы. В кругах ада пребывают гордецы, завистники, гневливые, унылые, скупцы и расточители, чревоугодники, сладострастники, предатели. Но Данте показывает и райские высоты, предполагающие возможность личного и общественного возрождения.

СЕРВАНТЕС

(1547—1616)

Род его был достаточно знатен, но недостаточно богат. Мигель де Сервантес Сааведра родился в семье врача, в молодости писал сонеты, элегии, не имевшие успеха.

Участвуя в войне против турок, он в 1570 году попал в плен к алжирским пиратам, был продан в рабство и лишь через 10 лет был выкуплен друзьями.

В драме «Алжирские нравы» он отразил быт и страдания испанских невольников, а в исторической трагедии «Нумансия» (или «Разрушение Нумансии») воспел свободолюбие и героическую борьбу древних испанцев против римских завоевателей. Эту патриотическую пьесу ставили в Мадриде и во времена осады города наполеоновскими войсками в 1809 году, и фашистами-фалангистами в 1938-м.

Он служил на должности заготовителя продовольствия для флота, затем чиновником для сбора налоговых недоимок, объездил всю Андалусию, общался со множеством людей.

По обвинению в растрате (предполагается, ложном) ему довелось провести несколько лет а тюрьме, где он начал писать развлекательный по первоначальному замыслу роман «Хитроумный гидальго Дон Кихот Ламанческий». Кроме того, написал несколько пьес, новеллы и другие сочинения. Незадолго до смерти он постригся в монахи.

Его Дон Кихоту суждено было бессмертие. Сервантесу удалось показать трагикомичный финал эпохи рыцарства, здравый смысл и лукавую наивность крестьянина-оруженосца Санчо Пансы и «рыцаря Печального Образа» – мечтателя, благородного идеалиста, который смешно и нелепо выглядит в мире жестокости, пошлости, подлости и корысти.

Правда, в предисловии к своему роману Сервантес называет своей целью противодействовать тлетворному влиянию рыцарских романов. Исходя из этого можно было бы «Хитроумного гидальго…» отнести к жанру пародии. Однако произведение совершенно определенно не укладывается в эти рамки, да и автор не скрывает своей симпатии к главному герою. Не случайно даже Санчо Панса проявляет немало самоотверженности, оставаясь верным своему господину не из корысти или боязни наказания, а из чувства глубокого уважения к подлинному рыцарю – отчасти безумному, отчасти наивному, так и не желающему осознать, что век рыцарства уже позади (да и был ли он таким, как описано в романах?) и теперь настала пора цирюльников, ловкачей, беспринципной черни. Конечно же «Дон Кихот» – преодоление рыцарских романов, перевод этого жанра из виртуального мифологического пространства в земную реальность. По словам испанского философа XX века Хосе Ортеги-и-Гассета, «видеть произведение Сервантеса как полемику с рыцарскими романами существенно важно для эстетики. В противном случае мы не сможем понять то необыкновенное обогащение, какое испытало искусство литературы в „Дон Кихоте“. До сих пор эпический план (пространство вымышленных героев) был единственным… Теперь, однако, воображаемое отходит на второй план. Искусство приобретает еще один план, как бы увеличивается в третьем измерении, получает эстетическую глубину, которая, как геометрическая, требует многомерности. Мы уже больше не вправе сводить поэтическое к своеобразному очарованию идеального прошлого или к неповторимому, извечному интересу, присущему приключению. Теперь мы должны возвести современную действительность в ранг поэтического».

Ортега едва ли не первым назвал роман Сервантеса трагикомедией, в которой герой «переходит из унылого зала таверны в мир сказки», переживая приключения одновременно и в своем пылком воображении, и в действительности, заявляя гордо: «Волшебники могут отнять у меня счастье, но воли и мужества им у меня не отнять».

Возможно, в «Хитроумном идальго…» представлен парадоксальный вид фантастического реализма, пронизанного доброй и горькой иронией. Пожалуй, даже реализм преобладает; недаром же суровый классик данного направления XIX века Флобер признавался, что «обнаруживает свои истоки» в этой книге.

Наконец, особо отметим один важный аспект, на который обычно не обращают внимание: в романе Сервантеса едко показано, как могут повлиять литературные сочинения на человека, далекого от реальной жизни. Дон Кихота можно считать одним из первых образов «зомбированного» человека, сознание которого наркотизировано, изменено искусственно. У него сложилась четкая установка – как говорят психологи, которой он следует неуклонно, невзирая ни на какие обстоятельства и препятствия. Она заставляет его видеть то, что существует лишь в его воображении, принимая эту мнимость за действительность. К чести героя, его установка самая возвышенная, гуманная, благородная.

Немецкий писатель Томас Манн в эссе «Путешествие по морю с Дон Кихотом» писал: «Конечно, Дон Кихот безрассуден – увлечение рыцарскими романами сделало его таким; но этот являющийся анахронизмом образ в то же время служит источником такого подлинного благородства, чистоты, такого изящества, такого внушающего искреннюю симпатию и глубокое уважение достоинства всего его облика, и физического, и духовного, что к смеху, вызываемому его „печальной“, его гротескной фигурой, неизменно примешивается удивление и почтение, и каждый, кто встречается с ним, ощущает, недоумевая, искреннее влечение к жалкому и вместе с тем величественному, в одном пункте свихнувшемуся, но во всем остальном безупречному дворянину».