Раиса Аронова - Ночные ведьмы

— Как на самолете! — доволен Сашок.

— Папа воображает, наверное, что у него в руках штурвал ИЛа, предполагаю я.

— Вы же летели тогда в Белоруссию тоже с такой скоростью, оправдывается Леща.

Да, летели… Как мы говорили тогда — «на вторую войну». Я внимательно рассматривала проплывающую под самолетом землю. Даже пышная майская зелень не смогла прикрыть ее изуродованное войной лицо. Развалины, пепелища, воронки, траншеи… Но заметно было, что тут уже начали приводить землю в порядок, как терпеливая хозяйка прибирает в доме после налета непрошеных буйных гостей. Зеленели огороды, распахивались поля, кое-где блестели свежесрубленные бревенчатые стены хат. Здесь жизнь пускала первые послевоенные ростки.

А там, в Белоруссии, пока еще сидели непрошеные гости. Страна-хозяйка готовила хорошую новую метлу для них.

Мотор неожиданно закашлял, скорость упала, и мы остановились среди голой степи. Кончился бензин.

Хорошо, что есть запас в канистре. Леша вышел из кабины, полез в багажник. В это время мимо нас проезжала полуторка с визжащими пассажирами полный кузов свиней. И надо же было так случиться, что в момент, когда грузовик поравнялся с нами, одна здоровенная хавронья, проломив загородку, вывалилась из кузова и, задев слегка ногой Леше за ухо, перелетела через нашу машину и шмякнулась в распаханную землю у дороги. Все это произошло настолько быстро, что мы не успели испугаться. Потерю быстро заметили, пострадавшего пассажира водворили на место. Совершенно нелепый случай чуть не закончился для нас трагически. Нам надолго хватило разговоров вокруг этой темы. Рассказывали о разных происшествиях, которые только случайно не оканчивались несчастьем. Примеры, понятно, брались в основном из фронтовых лет — мы опять уже настроились на военную волну.

— Каких только ситуаций не бывает в жизни. Вот у меня однажды… припомнился мне один эпизод.

Мы стояли в Слупе, в Восточной Пруссии. Там впервые стали летать с деревянного настила конструкции нашего командира полка Бершанской. С грунта-то нельзя было, грязь непролазная. Взлетаем мы однажды с Полиной. Ночью, с бомбами, конечно. Едва оторвались от «паркета», как мотор вдруг стал захлебываться. Будто у него сердечный приступ. А высота всего метров тридцать. «Падаем. Впереди овраг. Неизбежная катастрофа», — проносится в голове. В такой момент и летчика может инфаркт хватить. Но натренированный на всяких неожиданностях мозг не позволяет сидеть обреченно. Он моментально начинает посылать повелительные сигналы. Сектор газа! Рука проверяет — отдан полностью вперед. Зажигание! В порядке. Высотный корректор! На месте, не стронут. Что же еще? Поработай пока пусковым шприцем, впрысни хоть несколько капель горючего! Бензокран? Да не может быть, он всегда открыт, а по нечаянности его трудно перекрыть. Рука все-таки тянется. Закрыт?!. Да, почти закрыт. Быстро опускаю рычажок вниз. Мотор сразу облегченно вздыхает. Самолет, словно передумав кончать жизнь самоубийством, устремляется вверх… «Что было?» — спрашивает штурман. До этого она напряженно молчала, — в такие моменты летчику нельзя мешать. Я хотела было ответить, но не получилось, во рту пересохло.

— У тебя и сейчас, кажется, перехватило, — замечает Руфа.

— Да… Взлетать с бомбами на перекрытом бензокране… Кто-то из вас в рубашке родился, — полагает Леша.

— За время войны столько всякого случалось, что не хватило бы для всех рубашек, — справедливо отмечает моя подруга.

Ночевали в посадках где-то под Новомосковском. Утром собирались по тревоге — надвигалась гроза. Вдали громыхал гром, темная туча раскинулась на полнеба. Не успели уложить постели, как начался ливень. На асфальт все-таки выехали, не забуксовали. Прошли километров десять, и вот перед нами вещественные доказательства неправильной езды: в кювете лежат две разбитые машины, легковая и грузовая. Очевидно, это случилось из-за обгона на скользкой от дождя дороге. Людей около места аварии нет.

Леша ведет машину осторожно, скорость держит не больше пятидесяти.

До Харькова ехали в дожде, но перед городом он прекратился, напряжение езды спало.

— При перелете мы останавливались в Харькове, — вспоминаю я. — Вечером ходили в театр на «Холопку». Это был большой праздник для нас. Столько времени не приобщались к искусству! Музыка, пение, яркие костюмы, блеск огней… Все было похоже на прекрасный сон. Оперетта шла на украинском языке, но рядом со мной сидела Наталка Меклин и переводила в неясных местах.

— У вас в полку много украинок было, начиная с командира полка, говорит Леша.

— Не только украинок. Были представители и других национальностей, уточняет Руфина. — Вот давайте подсчитаем. Русские, украинки, белоруски…

— Татарки: Марта Сыртланова, Оля Санфирова, — подхватываю я.

— Еврейки, мордовки… Еще кто, вспоминай.

— Одна карелка…

— Мэри Авидзба — абхазка.

— Катя Доспанова — казашка.

— Была у нас техник — армяночка…

— Саша Османцева, — подсказывает Руфа.

— А жили дружно, как одна семья!

— Вот вам и пример единства нашего многонационального государства, делает вывод белорус, наш рулевой.

В Харькове наскоро перекусили, сделали кое-какие закупки. А уже при выезде, на окраине города, чуть не попали в аварию. Девчонка лет десяти едет на велосипеде нам навстречу, за ней бежит подружка, очевидно, хозяйка велосипеда.

— Как его тормозить, Ни-и-и-ин?! — кричит в испуге девчонка и мчится прямо нам в лоб.

Велосипед, неловко вильнув в сторону, каким-то чудом миновал колеса нашей машины.

Чем дальше от Харькова, тем хуже становится погода. Временами опять идет дождь. Сидим тихо, присмирели.

— Чего нахохлились? Хоть бы рассказали какой-нибудь эпизод, — просит Леша.

— Тебе они еще не надоели?

— Представьте — нет!

Порывшись в своей памяти, я рассказала такой случай. Это было в день моего рождения, в Восточной Пруссии. Подруги решили отпраздновать всей эскадрильей, благо погода стояла нелетная. Километрах в двух от нашего поселка, на опушке леса, находилось богатое имение. Говорили, что там никого нет, кроме домашних животных, предоставленных сбежавшими хозяевами самим себе. И вот мы отправились туда, чтобы раздобыть посуду для сервировки стола. Очень уж хотелось обставить все красиво, по-домашнему.

Пошло нас человек шесть. Через распахнутые ворота осторожно вступили во двор. Коровы, почуяв человека, призывно замычали на разные голоса. Смотрим, вымя у всех раздутые. Но как им помочь? Доить не умеем. Погладили только по головам. Потом подошли к открытой парадной двери и, вынув на всякий случай пистолеты, с опаской вошли в дом. Он был большой, двухэтажный, типа шикарной виллы. Все окна зашторены изнутри светомаскировочным материалом. В гостиной полутьма, но дальше ведет дверь в столовую, откуда из приоткрытого окна падает полоса света. Жутковато немного, но идем в столовую… То, что мы увидели там, заставило еще больше насторожиться. Посредине стоял длинный стол, за которым, казалось, только что пировала большая компания: множество, бутылок и графинов с вином, наполовину выпитых, хрустальные бокалы, яства. Будто люди лишь на минутку отлучились и скоро вернутся — пища имела свежий вид.