Kniga-Online.club
» » » » Наталия Варбанец - Йоханн Гутенберг и начало книгопечатания в Европе

Наталия Варбанец - Йоханн Гутенберг и начало книгопечатания в Европе

Читать бесплатно Наталия Варбанец - Йоханн Гутенберг и начало книгопечатания в Европе. Жанр: Биографии и Мемуары издательство Книга, год 2004. Так же читаем полные версии (весь текст) онлайн без регистрации и SMS на сайте kniga-online.club или прочесть краткое содержание, предисловие (аннотацию), описание и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Перейти на страницу:

Неизвестно, где находился изобретатель между окончанием В36 и восстанием Изенбурга и потом более двух лет. Конечно, от «Сивиллиной книги» — крестовопоходного призыва к «царству мира» до умеренного реформизма Дитера дистанция большая. Значит ли это, что Гутенберг «поправел»? Правело время. Нассау был не просто орудием феодальной реакции, а ярым. Зная за собою Пия II и Фридриха III, в пылу борьбы он «зарвался»: погромив и заняв Майнц, выгнал бюргеров с запретом возвращаться, изгнал (с отлучением) всех францисканцев, часть коих поддерживала Дитера, поспешил раздать имения его сторонников своим и т. д., даже отдал церковь св. Франциска солдатам под лошадиное стойло. Откуда вдруг его «милость» к Гутенбергу? После победы над Изенбургом политическая роль Адольфа тоже была сыграна: и Фридрих, и Пий, и немецкие князья всех лагерей были заинтересованы замять память о майнцском инциденте с наименьшим числом недовольных. Образ действия Нассау никому, кроме оголтелых, не импонировал. Господином Майнца он стал, но порушенного, полуопустелого, частью враждебного. Ему пришлось отступать — пойти на почетное примирение с Дитером (переговоры длились почти год) и дорогой ценой покупать присягу участников мятежа, возмещать им убытки и пр. Черед Гутенберга настал через два с половиной года после примирения. То ли известность его как изобретателя книгопечатания (главное, что среди влиятельных лиц, включая французских) сыграла роль, то ли Дитер или кто из его сторонников настаивал. Но похоже, что у Адольфа были свои причины склонять изобретателя к себе на службу. Если вчитаться в гласящий о его «милости» документ, видно, что это не дар, а договор, т. е. результат переговоров между ним и его «возлюбленным Йоханном Гутенбергом», инициатива коих, — разумеется, через третьих лиц — могла исходить только от Нассау. За присягу Гутенберга «unss getrewe und holt zu sind, unsseren schaden zu warnen»[18] Адольф предлагает снабжение придворным дворянским платьем, зерном, вином, освобождение от военных и свитских повинностей, от всех налогов, настоящих и будущих; условиями Гутенберга, видимо, были доставка всего обеспечения в Майнц (т. е. жительство вне резиденции Нассау Эльтвилля), а главное — те услуги, которые он «в будущие времена будет, хочет и должен оказывать» [19]епархии (т. е. обеспечение типографской работой). Пока шли переговоры, он явно находился вне досягаемости Адольфа и, по характеру обеспечения судя, вполне обнищал, если не нищенствовал (что тогда было не зазорно, а почетно). Скорее добровольно: в грамоте есть условие — не продавать и не дарить никому предлагаемые одежду, вино, зерно; по нему можно заключить, что Гутенберг раздачей имущества уже был известен. Обнищавшего изобретателя книгопечатания Адольфу нужно было прилично поставить под свой надзор не ради приличия: и «Сивиллину книгу» и манифест Дитера он помнил и «возбудительных» листовок опасался. Текста присяги с распиской Гутенберга, какие известны для ряда других участников восстания Дитера, не сохранилось, но по косвенным данным (см. гл. V) можно полагать, что он ее принес. Вряд ли ради пожизненного обеспечения и несвободы, скорее по долгу: устраивать печатню, учить своему искусству все новых людей. На опыте социальных и собственных катастроф убедившись, что просвещение зависит не только от того, из чьих рук оно исходит, но и от той почвы, на какую падут его семена, он от своей линии сеятеля не отошел. «Репертуар» эльтвилльской типографии — латино-немецкий словарь, первое издание коего вышло при жизни и вряд ли без труда Гутенберга, — идейно нейтрален, даже патриотичен, так что и здесь он мог не кривить душой. Братство св. Виктора, к которому он до конца дней принадлежал, по составу членов отнюдь не аристократическое, в уставе своем включало совместную молитву и поминовение усопших; все, что могло быть сверх этого, не изучено. Каковы бы ни были обстоятельства его смерти, прямая его цель была достигнута: в 1498 г., в 30-летие этой смерти (но без его имени) прославляя книгопечатание, Себастьян Брандт констатирует, что

прежде доступную лишь богачу и королевскому званию, ныне встретишь везде, даже в хижине — книгу.

А еще через год то же скажет о Библии, которую можно найти даже на постоялом дворе, другой немецкий гуманист — Конрад Цельтис. И печатники к этому времени появятся в глухих и периферийных уголках Европы, и просветители среди них тоже будут. Как ни далека от наших дней та утопическая конструкция, которой служил Гутенберг, для его эпохи, а затем в течение еще двух столетий она была отрицанием социального и духовного угнетения, а потому история постаралась сперва его замолчать, потом на разные лады «пригладить».

Заключение

Апокалиптический всадник. Блокбух

Изобретение книгопечатания — по точной, хотя идеалистической формуле одного из инкунабуловедов старшего поколения (К. Вемера), явило собою «вторжение техники в область духа». Эта область в техническом плане опередила все почти сферы собственно материальной культуры, в которых еще столетия царил ручной труд. Техника сама по себе и предпринимательство как таковое безразличны к назначению и качеству того продукта, которым они во множественном единообразии забрасывают людей. Условием приложения технического принципа является лишь тенденция к предельной унификации и повторной множественности одного и того же объекта, следствием — максимальное упрощение задачи. Поэтому технический прогресс на начальном своем этапе, пока под его воздействием не внедрятся в общественное сознание унификационные принципы, может исходить только из объектов, уже тяготеющих к унифицированной множественности. Технический прогресс и буржуазное развитие зарождались в недрах средневекового строя. И вполне закономерно, что одно из первых своих приложений технический принцип нашел именно в книге. Можно даже утверждать, что книгопечатание, коему немалая роль принадлежала в разрушении этого строя, как изобретение является глубинно средневековым и, если не много позднее, то лишь в XV в., на сломе Средневековья могло иметь место. Предпосылок для унификации собственно материального производства в пестроте средневекового мира не было. Если случались усовершенствования средств производства, общим достоянием они становились крайне медленно: каждый ремесленник, цех, город был заинтересован в сохранении трудовых секретов. Специфической для европейского Средневековья общностью была общность идеологической структуры, общность основополагающих ее источников, общность связанного с нею «священного» языка и «священного» письма, для Запада латинского. И, как следствие, с одной стороны — тенденция ко всемерной унификации принципов и первоисточников идеологии, с другой — непрекращающаяся и разнозначная борьба за социальные ее основы. В такой идеологической структуре безразличия техники к объекту своего приложения быть не могло, ибо объект избирался не извне, а изнутри этой структуры, людьми, ею духовно и физически обусловленными. Вполне справедливо, что Гутенберг, как Колумб, всецело принадлежит Средневековью. Поскольку европейское Средневековье, несмотря на единую шапку своей религиозно-идеологической системы, не менее, если не более, чем любая иная эпоха, неоднородно, для понимания начала европейского книгопечатания существенно, какую позицию в той эпохе представлял его изобретатель, Йоханн Гутенберг, своим изобретением положивший в ней начало Нового времени. Просветительское назначение изобретения, просветительское направление печатной деятельности Гутенберга из средневековой структуры, из той роли, какая в ней принадлежала книге, из сложившейся в предшествующий изобретению и совпадающий с началом книгопечатания период идеологической и социальной ситуации выводится почти как алгебраическая формула. Сущность же всякого Просвещения — в признании за каждым права не вообще на знание как таковое (в школы и университеты и в Средние века принимали, как правило, без социальных ограничений), а на самостийное познание основ своего бытия, как они рисуются данной эпохе, и в каждом человеке — способности к их постижению. Это явление отвечает массовому пробуждению самосознания в социальных слоях, авторитарно управляемых и так или иначе, хотя бы духовно, угнетаемых. Значение периодов Просвещения в том, что они отрабатывают идеологические обоснования будущей революции и социального переустройства, опровергают «святость» господствующих институтов. Это Просвещение в эпоху, когда жил Гутенберг, шло не от светского знания (и распространение гигиенических, технических, исторических и иных фактических знаний само по себе с равным успехом может служить антипросвещению, фашизм тому лучший пример) и не от восторгов — вовсе не демократических — перед языческой античностью, легко применявшихся к прославлению власти светской и церковной. Это Просвещение касалось того, что по тогдашним представлениям составляло основу человеческого бытия — отношение человека к богу, ближнему и «миру», его пути к «вечному спасению». Тем самым «любовь к людям» просветителей того времени заключалась в том, чтобы проповедовать всем немногочисленные и в основном неизменные источники познания этого пути. Только перед задачей этого Просвещения — дать каждому человеку книги, ведущие к «вечному спасению», — развитая и вполне жизнеспособная система книгописания была наглядно бессильной: длительный труд, результатом которого был каждый раз один список, мог удовлетворить лишь нужды небольшой и в основном имущей или ученой части «христианского человечества», оставляя другую, значительно большую его часть во власти духовенства, занятого «мирскими делами», стяжательством и своекорыстно искажающего «божье слово». Идее этого Просвещения в ее столкновении с умом и умением ремесленно-техническим Европа и обязана изобретением книгопечатания. И потому оно могло произойти лишь в тот особый и недолгий период равновесия — равновесия между латинской и национальной традициями, между социальными силами тогдашней Германии, на фоне сложившейся в ней революционной ситуации и патриотического пробуждения. Неслучайно стимул к нему возник именно в Германии. Для Франции и Англии «всехристианские» задачи уже были оттеснены национально-государственными. В Италии при всем ее блистательном расцвете не было объединяющей все слои сквозной идеи. Национальное самоутверждение здесь было привязано к комплексу возрождения Римской империи, что всеобщим стимулом к Просвещению стать не могло, ибо народных масс не учитывало. По социально-идеологической своей безопасности (и даже выгодности) изучение языческой античности и смогло так процвесть, одеянием буржуазной революции античность стала лишь с XVIII в. Религиозное просвещение и стоявшая за ним идея общества-церкви касались каждого человека, всех классов, любого народа. Конечно, в нем тоже шло свое идейное и социальное расщепление: ad pauperum utilitate — «для пользы бедных» будет готовить тексты официальной римской печатни и Андреа Бусси — ученый библиотекарь папы Павла II. Что Гутенберг при своих технических поисках не помышлял о духовном перевороте, неверно: духовный переворот и был целью мистического просветительства, только мыслился он не как секуляризация, а как сакрализация всякого познания (включая и научное — в постижении божественной связи явлений), как очищение человечества через совершенствование каждого на «пути к спасению», почерпнутом в «священном писании» — и претворенном в действие. Таков был субъективный смысл подвига Гутенберга, отвечавший реальной во всех слоях (но, конечно, не во всех людях) потребности найти свою тропинку на этом пути. В смысле распространения религиозного знания среди мирян можно говорить об «обмирщении культуры» как стимуле к изобретению книгопечатания. И о гуманизме: мистическое признание за каждым человеком возможности познания бога и контакта с ним было одним из признаков и движителей европейского Возрождения.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
Перейти на страницу:

Наталия Варбанец читать все книги автора по порядку

Наталия Варбанец - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки kniga-online.club.


Йоханн Гутенберг и начало книгопечатания в Европе отзывы

Отзывы читателей о книге Йоханн Гутенберг и начало книгопечатания в Европе, автор: Наталия Варбанец. Читайте комментарии и мнения людей о произведении.


Уважаемые читатели и просто посетители нашей библиотеки! Просим Вас придерживаться определенных правил при комментировании литературных произведений.

  • 1. Просьба отказаться от дискриминационных высказываний. Мы защищаем право наших читателей свободно выражать свою точку зрения. Вместе с тем мы не терпим агрессии. На сайте запрещено оставлять комментарий, который содержит унизительные высказывания или призывы к насилию по отношению к отдельным лицам или группам людей на основании их расы, этнического происхождения, вероисповедания, недееспособности, пола, возраста, статуса ветерана, касты или сексуальной ориентации.
  • 2. Просьба отказаться от оскорблений, угроз и запугиваний.
  • 3. Просьба отказаться от нецензурной лексики.
  • 4. Просьба вести себя максимально корректно как по отношению к авторам, так и по отношению к другим читателям и их комментариям.

Надеемся на Ваше понимание и благоразумие. С уважением, администратор kniga-online.


Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*
Подтвердите что вы не робот:*