Карлис Озолс - Мемуары посланника

«Как в Москве, так и у нас в дипломатическом корпусе Эстонии никто не сомневается, что Вы являетесь невинной жертвой. Дипломаты вообще не могут понять, как какой-то член сейма может безнаказанно командовать таможенными чиновниками. Меня спрашивают: не является ли он председателем какого-нибудь латвийской ЧК? В Москве никто из дипломатического корпуса не сомневается, в деле нужно искать руку Москвы, все жалеют, что Латвия себя таким образом скомпрометировала. Все дипломаты обещают написать своим правительствам в том смысле, что Вы жертва интриг. Никто из корпуса не может понять, в чем тут преступление? В том, что Вы поставили печати? Но ведь это печати не чужого государства, а вашего, которые снять имеет право только латвийское правительство через своих же агентов. Урби мне говорил, что он советовал вам это сделать во избежение «сюрпризов». Он говорил, что всегда так поступают, и Артти (финляндский посланник), с которым я вчера беседовал, говорил, что думает то же самое. Одним словом, все отказываются понимать. А если бы не было печатей, многие убеждены, Вы приехали бы с «сюрпризами» со стороны советских властей. Эрбетт, Черутти, Шоу, Урби, Патек и т. д. все жалеют, что ваша печать то и дело льет воду на советскую мельницу»[17].

Французский посол Эрбетт отозвался в тех же тонах.

Все шли и шли сочувствующие письма, и, между прочим, посол С. писал:

Je continue à ne pas comprendre comment on a pu songer un instant à vous accuser d’actes contraires aux lois ou aux usages et je ne suis pas surpris que la justice de votre pays ne trouve rien à vous reprocher. Tous ceux de nos collègues, qui vous ont connu sont du même avis. J’ai même entendu porter des jugements sévères à l’adresse de votre gouvernement, auquel on reproche de ne pas avoir tenu tête immédiatement à la campagne dirigée contre vous. Sans que je me permette en rien d’intervenir dans des choses qui ne me concernent pas, je dois avouer que l’on rendrait un véritable service au prestige extérieur de votre pays si l’on en finissait une bonne fois avec toutes ces absurdes et vilaines histoires et si l’on vous donnait un nouveau poste qui fut à la hauteur des grands services que vous savez rendre à votre patrie[18].

Я надеюсь, мои друзья простят меня за то, что я поместил выдержки из нескольких писем, которые освещают и дополняют картину скандала с моим багажом. Я чрезвычайно благодарен всем за их редкое, удивительно отзывчивое отношение ко мне. Но и помимо психологического значения эти письма ценны здесь потому, что без них, без огласки этих откликов, все мои утверждения могли бы стать не столь убедительными, то есть надо мной мог бы совершиться суд без свидетелей оправдания.

Тут я не могу не вспомнить и президента США Гувера, который тогда, в разгар всей этой скверной истории, прислал мне привет, о котором я, впрочем, упоминал раньше.

Обо всем этом можно было бы не писать, махнуть рукой, но только в том случае, если бы это касалось меня лично. Но это не так. Важен не только я. Моя история имеет гораздо более широкий общий интерес, более серьезное значение. Тут была определенная цель, касающаяся всех. Всеми силами, средствами, способами дискредитировать неподатливого дипломата, по возможности деморализовать его, снизить и ослабить его самостоятельность, подорвать независимость. Но и это не конечная цель. Главная задача – подготовить почву для победы и торжества Коммунистического интернационала. Об этом мечтали большевики, это была их сладкая надежда, путеводная звезда. Из этих мечтаний и надежд ничего не вышло, результаты получились обратные. Они бессознательно сами, своими руками, своей пропагандой создали в Европе авторитарные государственные режимы. Они не учли и забыли старый неоспоримый закон, гласящий, что всякое действие рождает противодействие, и оно вспыхнуло сначала в Италии, потом в Германии и других странах. Большевики, и никто другой, породили вместо демократических правительств автократические. Это их заслуга, ее впишет в свои анналы беспристрастная история.

После Москвы

Почти весь 1929 год прошел в диких нападках на меня. Наступил 1930-й. Политические партии, будто ослепленные, продолжали грызться между собой, не понимая, что это как раз то, чего хочет Москва. Я уже отдохнул, мог оценивать недавние события моей жизни как прошедший день и считал своим долгом высказать открыто то, что думал и как оценивал события и людей. Своим поведением, чисто бандитскими нападками на меня как на бывшего посланника большевики освободили меня от каких-либо обязательств перед ними. Даже от тех, которые вытекали из моего положения дипломата и которые заставляли поэтому иногда умалчивать о многом неприятном, наоборот, все доводы разума и справедливости были за то, что я не смел и не должен был молчать. Я написал статью «Разрушительная работа». Вопрос о Балтике и СССР разбирал совершенно объективно и называл вещи собственными именами. Между прочим, в статье говорилось:

«Каждого, кто хотел или хочет утверждать, что Балтийские страны, отдельно или совместно, готовятся напасть на Советскую Россию, мы назвали бы, мягко выражаясь, наивным или ничего не понимающим человеком. Но если, несмотря на все, вопреки очевидной истине, коммунистические вожди и их руководящие органы это утверждают, где же логика? Где хоть одно фактическое доказательство, что Пуанкаре и Бриан и их последователи, торжественно объявившие невозможность интервенции до тех пор, пока они у власти, и эти государственные деятели чем-нибудь нарушили бы свою декларацию? Будем откровенны и ответим прямо: все это нужно, чтобы сеять вражду и междоусобицу, вуалировать свои настоящие цели. Вот почему мы и наши соседи, близкие и дальние, должны знать и помнить, что мы находимся под одной и той же угрозой. Нам уже объявлена война, только без военных орудий. Эту войну обозначают четыре слова: децентрализация, дезорганизация, деморализация и дискредитация.

На своем хозяйственном фронте Москва объявила план «пятилетки», главной целью и здесь было реконструировать СССР так, чтобы деконструировать Западную Европу, а частично и Америку. Первые граждане Франции Пуанкаре и Бриан в советских газетах именовались «кровавыми собаками» только потому, что их нужно было дискредитировать в глазах несознательных слоев народа, а через них и весь капиталистический мир. Так и Чемберлена с той же целью носили во время всех шествий и парадов повешенным, или горящим на костре с цилиндром на голове, или привязанным к позорному столбу. С неимоверным, недопустимым цинизмом издевались и над английским королем. Вопрос, кто поручится, что следующая война не будет такой же, как прошедшая, кто решится отрицать, что война, которую я обозначаю четырьмя словами, не будет решающей? И ясная, определенная политика без боязни, честная и открытая, должна ликвидировать эти четыре орудия коммунистической войны».

Советская пресса на эту статью реагировала весьма запальчиво: «Наряду с иерихонскими трубами вождей антисоветских сил, наряду с Пуанкаре и Черчилем, вылезают из подворотен всевозможные шавки, стремящиеся присовокупить и свой визг к общему хору».