Борис Соколов - Убийство Берии, или Фальшивые допросы Лаврентия Павловича

В этом письме сквозит одна мысль: дорогие товарищи, не убивайте, не дайте своему бывшему товарищу погибнуть без суда и следствия. Лаврентий Павлович в тот момент всерьез опасался, что в самом скором времени, может быть в ближайшие часы, будет убит прямо в бетонном подвале без суда и следствия. Теперь он решил все отрицать и настаивать на своей полной невиновности. И от потрясения, связанного с арестом и пятидневным заточением в полной изоляции, как кажется, потерял реальное восприятие действительности. Только этим можно объяснить веру Берии, что его собираются убить злодеи-тюремщики, которые действуют без ведома «старых товарищей» из ЦК. Маленков, Хрущев и другие члены Президиума не хуже арестованного знали, что никакого заговора он не готовил. И потому проводить расследование, а тем более «реабилитировать товарища» никто из них не собирался.

После 2 июля Берия писем больше не писал. Официально это объясняется тем, что ему больше не давали карандашей и бумагу. По отношению к человеку, над которым ведется следствие, подобный запрет выглядит довольно странно, если не сказать абсурдно. Ведь у подследственного всегда может возникнуть желание дать показания в письменном виде. Но как раз откровенных показаний Берии Хрущев, Маленков, Молотов и другие члены Президиума ЦК боялись больше всего. Возможно, если верить свидетельству майора М. Хижняка, после 2 июля Берию на допросы и вызывали. Но, вместе с тем, велика вероятность, что он был расстрелян в промежутке между 2 и 23 июля 1953 года, причем время расстрела скорее было ближе к конечной, а не к начальной дате.

Серго Берия утверждал в мемуарах: «В пятьдесят восьмом я встретился со Шверником, членом того самого суда (над Л.П. Берией. – Б. С.)… Могу, говорит, одно тебе сказать: живым я твоего отца не видел. Понимай как знаешь, больше ничего не скажу.

Другой член суда, Михайлов, тоже дал мне понять при встрече на подмосковной даче, что в зале суда сидел совершенно другой человек, но говорить на эту тему он не может…»

В связи с этим сын Лаврентия Павловича склонялся к мысли, что на суде вместо его отца присутствовал двойник.

Необходимо отметить, что фрагменты нескольких протоколов допросов «лубянского маршала» на следствии историки публиковали. Н.А. Зенькович, например, цитирует допросы, происходившие 23 июля и 7 августа и касавшиеся авторства книги «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье». Берию обвиняли в присвоении чужой рукописи, изданной в 1935 году под его именем. Лаврентий Павлович своей вины не признал. Он настаивал, что «этот доклад (сделанный Берией на собрании Тбилисской парторганизации в июле 35-го. – Б. С.) готовился по моей инициативе, я был главным участником подготовки материалов к докладу, помогал мне в сборе материалов филиал ИМЭЛ города Тбилиси. Принимало участие в подготовке этого доклада около 20 человек, и около 100 человек было принято бывших участников того времени. Я отрицаю, что я делал это с целью втереться в доверие к Сталину. Я считал совершенно необходимым издание такой работы…»

На следующем допросе Берию спросили о судьбе одного из создателей доклада бывшего заведующего отделом агитации Закавказского крайкома партии Эрика Бедии, поводом для ареста которого будто бы послужило его заявление во время дружеской вечеринки, что не Берия, а он, Бедия, написал злополучный доклад. Лаврентий Павлович отрицал, что распорядился арестовать Бедию из-за его неосторожного заявления. Отрицал Берия и то, что знал о расстреле Бедии по приговору тройки.

Тогда Берии предъявили заявление бывшего завотделом ЦК компартии Грузии Кало Орагвелидзе, будто бы явившееся основанием для возбуждения дела против Бедии: «На квартире у меня в 1936 году в связи с болтовней Сефа о том, что он писал доклад Л. Берии, Э. Бедия заявил, что не Сеф, а он сам, Бедия, сделал этот доклад, который прочитал Л. Берия». Но Лаврентий Павлович все равно отрицал, что арестовал Бедию из мести: «Указания я об аресте не давал, но о деле Бедии докладывали мне, наверное, докладывал Гоглидзе».

Руденко продолжал: «Из дела Бедии усматривается, что он был обвинен в подготовке совершения террористического акта над вами?»

«Впервые слышу», – удивился Берия.

«Почему дело Бедии не было направлено в суд и на каком основании оно было направлено для рассмотрения во внесудебном порядке на тройку?» – допытывался прокурор.

«Первый раз слышу», – уверял Берия. Отрицал он и то, что ранее знал о расстреле Бедии во внесудебном порядке.

На суде же Лаврентий Павлович утверждал: «Несколько человек бралось написать книгу «История большевистских организаций в Закавказье», но никто не написал. Бедия и другие лица составили книгу, а я по ней сделал доклад. Затем эта книга была издана под моим авторством. Это я сделал неправильно. Но это факт, и я его признаю. Бедия был связан с Ломинадзе. На основании этих данных он был арестован и расстрелян. Но это ни в коей мере не связано с его участием в составлении книги…»

Стремясь опровергнуть Берию, член суда Москаленко зачитал показания чекиста Савицкого, принимавшего участие в аресте Бедии: «Об аресте Бедии Берия не только знал, но он, Бедия, был арестован по его указанию. Бедия до ареста работал редактором газеты «Коммунист» и без санкции Берии Бедия арестованным быть не мог».

Что без санкции Берии редактора «Коммуниста» арестовать не могли – это сущая правда. Данная должность входила в номенклатуру ЦК компартии Грузии, и первый секретарь Берия обязан был визировать списки на арест этой категории работников. Но тот же Савицкий на следствии показал, что Бедия действительно был связан с Ломинадзе и другими правыми. Так что, скорее всего, Бедию расстреляли за правый уклон, а отнюдь не за излишнюю болтливость по поводу творческой истории книги о первых большевистских организациях в Закавказье. Точно так же другой болтун Сеф вполне мог быть расстрелян как зиновьевец, а не как истинный автор книги «К истории большевистских организаций в Закавказье».

Сегодня трудно сказать, является ли протокол допроса Берии по поводу книги подлинным или он составлен задним числом уже после его смерти на основе письма Меркулова и других архивных материалов.

В письме Меркулова вполне убедительно доказывается, что Берия никак не мог быть автором нашумевшей в свое время книги «К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье». Действительно, для создания столь объемного труда у Берии просто не было времени. Можно вполне согласиться с Всеволодом Николаевичем, что эта книга была плодом коллективного творчества, в котором он сам, по причине незнания грузинского языка, играл далеко не главную роль, а всего лишь редактировал на последней стадии русский текст. А вот то, что он, Меркулов, был возмущен тем, что Берия присвоил себе авторство книги, позволительно усомниться. К тому времени то, что доклады за партийных вождей писали референты, было уже делом обычным и ни для кого не составляло тайны. Наверняка и Сталин, когда Берия прислал ему на одобрение свой доклад, прекрасно понимал, что тот его не писал. Конечно, Берия давал самые общие указания исполнителям, что именно и в каком духе они должны писать об истории большевизма в Закавказье, да и они сами догадывались, что роль товарища Сталина надо всячески возвеличивать, а тех, кто в дальнейшем стал его врагами, – принижать или не упоминать вовсе.