Георгий Семенов - О себе

Как бы ни была в большинстве случаев совершенна и тщательно разработана программа партии, она всегда несет в основе своей идею защиты интересов одного какого-либо класса за счет или не считаясь с интересами всего населения страны. Усиление в стране партийности углубляет классовую рознь и в конце концов отравляет национальное сознание народа. Ни одна партия не ставила и не ставит своей задачей жертвенное служение государству, даже до самоуничтожения, ибо если бы такое сознание проникло к какую-либо партийную организацию, то самый факт уклонения ее с узкопартийного пути на путь общенационального надклассового служения родине дал бы основание говорить уже об единой государственной программе, уничтожающей борьбу классов путем справедливого регулирования их взаимоотношений. Это уже не будет программа партии как таковой; это будет, скорее, основой социальных взаимоотношений на принципах сотрудничества всей нации, защищающей в равной мере все слои населения.

Мы, россияне, должны помнить, что особенности нашего Отечества, как в отношении этнографическом, так равно и в географическом, создают для нас необходимость совершенно отличной от прочих государств внутренней структуры, особенно в настоящее время, когда страна уже двадцать лет испытывает на себе тяжесть партийной диктатуры, жертвующей всем во имя интересов партии.

Увлечение партийной борьбой погубило нашу родину, и я твердо убежден, что теперь, наученный горьким опытом, народ наш не пойдет ни на какие партийные посулы.

Лично я всегда придерживался таких взглядов, и, будучи вынужденным силою обстоятельств, изложенных выше, в сентябре месяце 1921 года временно прервать начатую мною активную борьбу с красными и выехать с родной земли, я решил использовать свой вынужденный отдых для подготовки себя к жертвенному служению родине в сотрудничестве со всем народом ее, не допуская себя к ограничению какими-либо политическими программами и рамками.

Глава 10

Первоначальные затруднения в эмиграции

Прибытие в Шанхай. Отрицательное отношение ко мне иностранных консулов. Покушение Нахабова. Переезд в Тяньцзин. Решение выехать на Запад. Поездка в Америку. В Канаде. Радушный прием в Ванкувере. В Вашингтоне. Прибытие в Нью-Йорк. Судебный иск Юроветы и др. Неприличная травля американских газет. Истинная подоплека судебных претензий. Пристрастность суда и замена судей. Возникновение уголовного преследования. Ложная присяга генерала Гревса. Ликвидация процесса. Возвращение в Канаду. Обратно на Восток.

С прибытием моим в Шанхай начался период эмигрантского существования, длящийся с конца сентября 1921 года и поныне. Пока нет возможности более или менее точно предугадать продолжительность нашего изгнания, но события последних лет и те сдвиги, которые за семнадцать лет, проведенных нами на чужбине, произошли на родной земле, приблизили нас вплотную к рубежу новых событий, с которыми несомненно связано наше возвращение на родину.

События эти, по всей видимости, выльются в формы сначала скрытой, а потом и открытой борьбы с Коминтерном тех государств, которые политически прозрели настолько, что увидели истинную сущность коммунизма и его пагубное влияние на мир и благоденствие всего мира. Население России, конечно, не останется инертным при этих обстоятельствах и использует все возможности к тому, чтобы сбросить ненавистный режим, доведший его до глубокой нищеты и полного порабощения.

Прибыв в Шанхай, я остановился в «Барлингтон-отеле» на Бабблинг-Вэлл-роуд, где пробыл около двух недель, а потом перебрался на французскую концессию, сняв небольшую квартиру в наиболее тихом районе ее, по рю Обсерватуар. Но в Шанхае мне пришлось прожить лишь до 4 ноября 1921 года, после чего я должен был перейти на нелегальное положение и выехать на север Китая.

Причиной этого была работа советских агентов, которые начали преследовать меня с первого же дня прибытия моего в Шанхай.

Некий Нахабов произвел покушение на мою жизнь и был арестован французской полицией. Нахабов сознался в организации покушения на убийство меня, но французские власти все же нашли, что факт покушения не доказан, и потому освободили Нахабова. Последний не скрывал намерения повторить покушение.

Французский муниципалитет донес шанхайскому консульскому корпусу, что мое пребывание в Шанхае грозит нарушением порядка и спокойствия на концессии и что французская полиция не может гарантировать мою безопасность.

Консульский корпус имел по этому поводу специальное совещание, в результате коего мне было предложено покинуть пределы иностранных концессий в Шанхае.

Я не мог переехать в китайский Шанхай, так как китайцы искали случая свести со мной счеты за действия барона Унгерна в Монголии.

Враждебное отношение ко мне шанхайского консульского корпуса я объясняю тем, что в свое время я резко выступил против генерала Жанена, вызвав его на дуэль в дни предательства им адмирала Колчака. Кроме того, я еще в Забайкалье требовал учреждения междусоюзной комиссии для фиксирования всех ценностей и разного рода частного имущества, награбленного чехами в Сибири и вывезенного ими в Чехию. Тогда мне было отвечено союзным командованием, что в его задачу совершенно не входит охрана русского имущества и оно стремится лишь к скорейшей эвакуации чехов из пределов Сибири.

Сыграло тут роль и то, что шанхайские консулы считали Белое движение законченным, и поэтому они уже искали возможностей связаться с советскими представителями, которых было достаточно в Шанхае. Конечно, всяческое ущемление меня было весьма приятно большевикам и большевиствующим.

Будучи вынужденным покинуть Шанхай, я направился в Тяньцзин, где воспользовался содействием подполковника Компатанжелло, офицера Итальянского батальона в Сибири, который после эвакуации батальона остался служить у меня в армии. Благодаря этому содействию через несколько дней после прибытия в Тяньцзин я познакомился с одним из деятелей монархических кругов Китая, г. Лю, по приглашению которого провел несколько дней в его доме на итальянской концессии. Но оттуда, по требованию итальянского посольства, я был вынужден уйти, чтобы не ставить гостеприимного хозяина в ложное положение перед властями концессии, хотя г. Лю предлагал мне кров и приют у себя на неопределенно долгое время.

Выхода не было. Агенты большевиков следили за мной и открывали властям мое убежище, где бы я ни находил его. При содействии того же Компатанжелло я поселился в одной итальянской семье, но долго скрываться в Тяньцзине было трудно и бесцельно, и я стал принимать меры к получению разрешения на въезд в какую-либо из европейских стран.