Альф Якобсен - Линкор «Шарнхорст»

Шнивинд, находившийся в Киле, тоже понял, что «Шарнхорст» оказался в большой беде. Несмотря на это, записанный им комментарий, как ни странно, серьезности обстановки вовсе не соответствовал:

«Возникает вопрос, разумно ли приказывать эсминцам идти к „Шарнхорсту“. Я склонен отвечать на этот вопрос положительно. Речь идет о единственном нашем боеспособном линкоре, по-видимому, сражающемся с превосходящим противником. Поэтому ему нужно оказать помощь во что бы то ни стало. Это важнее, чем организовывать атаку на конвой силами эсминцев и подводных лодок».

Еще до того, как приказ о том, чтобы идти к «Шарнхорсту», имея в виду последние данные о его местоположении, дошел до Z-29, Иоханесон, впервые за этот воскресный день декабря, набрался смелости действовать самостоятельно. С ветром по корме, он взял курс на восток.

«Неясно, можно ли оказать помощь „Шарнхорсту“, вынужденному вести явно неравный бой. Никаких приказов флотилия на этот счет не имеет, но пора действовать».

Таким образом Иоханесон как бы оправдывал собственную пассивность. Было уже почти 18.30, и сражение близилось к концу. Как эсминцы, так и подводные лодки находились слишком далеко.

Бой продолжался уже полтора часа, и в 18.19 с борта линкора, которому уже был нанесен большой ущерб, ушла еще одна радиограмма, которую получили адмиралы в Нарвике и Киле:

«ВРАГ ВЕДЕТ ОГОНЬ С УПРАВЛЕНИЕМ ПО РАДАРУ С ДИСТАНЦИИ БОЛЕЕ 18 000 МЕТРОВ. ПОЗИЦИЯ АС4965. КУРС 110 ГРАДУСОВ. СКОРОСТЬ 26 УЗЛОВ».

А через мгновение тяжелые снаряды вновь накрыли корабль. Вильгельм Гёдде:

«После этого я уже плохо ориентировался. Мощь [взрывов] была чудовищная. Один из снарядов разодрал всю носовую часть корабля, и меня снова сбила с ног ударная волна. С мостика спустился капитан цур зее Хинтце, он хотел оценить нанесенный ущерб. Он был ранен осколком в лицо, но все же подошел ко мне и помог подняться. Он вновь спросил, не ранен ли я, и я ответил, что как будто опять повезло. Потом он отправил меня к директору правого борта, чтобы выяснить, почему дальнометристы не реагируют на звонки. Оказалось, что все они погибли. А дальномер разнесло на мелкие кусочки».

А всего через пять минут, в 18.24, вышла из строя радарная система управления огнем «Дюк оф Йорк». Дистанция к этому времени увеличилась почти до 20 000 метров. Линкор прекратил огонь, потому что в противном случае снаряды тратились бы впустую.

«После команды о прекращении огня возникла гнетущая атмосфера разочарования: снаряды несомненно попали в цель, и тем не менее враг может уйти, обладая более высокой скоростью»,

— сказано в артиллерийском отчете.

Внезапно над полем боя наступила странная тишина. Не слышалось ни одного выстрела. Только завывал ветер да раздавались страдальческие стоны раненых. Никто тогда не знал, что один из последних залпов, а может быть, и вообще последний залп линкора «Дюк оф Йорк», нанес смертельный удар «Шарнхорсту». Около 18.00 в правый борт попал снаряд, который пробил тонкий пояс верхней цитадели (45 мм) и батарейную палубу, срикошетировал вдоль 80-мм нижней бронепалубы и пробил такой же толщины гласис над котельным отделением № 1. Разорвало множество паропроводов четырех котлов. Осколки снаряда пробили двойное дно, из-за чего отделение затопило до уровня настила пола.[32] Бакхаус рассказывал:

«Я взглянул на индикатор скорости — он показывал 22 узла. Ситуация была безнадежная. Я понимал, что если скорость поднять не удастся, то нам уже не уйти».

Вильгельм Гёдде был ближе к месту событий:

«Третья турбина перестала работать из-за того, что был перебит паропровод. Главный инженер доложил, что постарается устранить повреждения за двадцать-тридцать минут. Я слышал, как Хинтце сказал: „Офицеры и матросы машинного отделения, благодарю вас за отличную работу“».

Капитанский мостик уже был сильно разрушен, но Хинтце сохранял хладнокровие. В 18.25 он продиктовал текст радиограммы на имя Гитлера, которая была немедленно передана:

«МЫ БУДЕМ СРАЖАТЬСЯ ДО ПОСЛЕДНЕГО СНАРЯДА».

Так он оценивал ситуацию.

Скорость «Шарнхорста» неумолимо падала, но лишь через четверть часа операторы радаров и дальнометристы на борту кораблей союзников осознали, какой драматический оборот приняли события. Еще в 18.40 адмирал отправил довольно кислую радиограмму вице-адмиралу Барнетту на «Белфаст»:

«НЕ НАДЕЮСЬ ДОГНАТЬ „ШАРНХОРСТ“, НАМЕРЕН ПЕРЕЙТИ НА ПРИКРЫТИЕ КОНВОЯ».

Таким образом, Фрейзер собирался отменить операцию, но ему опять чудом повезло. Прежде чем успели передать этот приказ, из штурманской рубки поступили взволнованные доклады. Происходило нечто совершенно неожиданное.

«Довольно резко дистанция перестала увеличиваться, а затем опять включился и защелкал счетчик дальномера. Ощущение было такое, что мы проснулись после ужасного кошмара. Мы поняли, что сможем опять поймать его»,

— рассказывал Генри Лич.

На мостике «Сэведжа» коммандер Мейрик испытал аналогичное чувство.

«Наша скорость была лишь ненамного выше скорости „Шарнхорста“, так что догнать его было совсем непросто. Потом кто-то из офицеров, находившихся в штурманской рубке, крикнул мне, что мы опять начали сближаться с ним…»

Получив эту новость, Фрейзер не стал медлить и сразу отменил свой последний приказ:

«Я уже все равно принял решение идти к норвежскому берегу, потому что считал, что вражеский корабль может развернуться в этом же направлении, и у эсминцев мог вновь появиться шанс для атаки. Когда же мне доложили о падении скорости „Шарнхорста“, я решил идти прямо на него».

На борту «Сторда» Скуле Сторхейл также заметил, что «Шарнхорст» теряет скорость:

«Двигатели „Сторда“ выжимали максимальную мощность — нам нужно было выйти на такую позицию, чтобы атаковать с востока. Однако это было непросто сделать, потому что „Шарнхорст“ шел примерно с такой же скоростью, что и мы… Дистанция между нами была 10 000 метров, когда мы обнаружили, что скорость „Шарнхорста“ упала — вероятно, в результате попадания снаряда, удачно выпущенного линкором „Дюк оф Йорк“. Мы изменили курс. Нам нужно было подойти поближе, чтобы провести торпедную атаку».

На «Шарнхорсте» большинство моряков находилось в шоковом состоянии. Броневые и стальные листы, защищавшие палубы и надстройки, были деформированы и местами выдраны в результате попадания тяжелых снарядов. Кругом валялись мертвые и раненые. Санитарам досталась ужасная работа: чтобы оказать раненым первую помощь, их приходилось тащить на носилках, пробираясь через развалины. В проходах колыхались лужи крови и морской воды. Некоторых матросов, находившихся на палубах, разорвало в клочья. Некогда было убирать оторванные конечности и куски тел.