Безголовое дитё - Светлана Георгиевна Семёнова
— И долго она там будет смотреть на пиджак? Моё время уже вышло.
Он опять попукал своими пухлыми мокрыми губами и, заглянув в другую комнату, направился к двери. Вдруг остановился, будто вспомнил что-то.
— А ты кто тут?
— Я вообще-то Света, дочка её… ну Ветуня. А ты что за лев такой тут?
— Лев это моя фамилия…. Значит, ты её дочка? Странно. Она про тебя ничего не говорила. Знаешь что, Света, я ухожу, моё время вышло, и патрон будет недоволен… Ты не говори Лидии, что я приходил, ладно? А за молчание вот тебе… — он вытащил что-то из кармана пиджака и швырнул на стол. Развернулся на своих скрипучих подошвах и ушёл, аккуратно прикрыв за собой дверь.
На столе лежала конфета. Брать её почему-то не хотелось. Хотя, если б она досталась мне другим способом, я бы сразу слопала её с большим удовольствием. Долго разглядывая конфету, размышляла: если я сейчас скушаю её, то придётся молчать про этого льва, а мне очень хочется рассказать маме, что приходил какой-то лев в сером костюме и в скрипучих лаковых туфлях, всё время пукал толстыми губами и даже ни разу не улыбнулся. А мне взрослые всегда улыбаются…. И разговаривал со мной строго, будто я виновата. Что же делать? Конфету очень хочется…. Рассказать тоже хочется. И тут вспомнила, что я этому противному льву ничего не обещала. Он сам кинул эту конфету на стол! Сняв с себя шляпу и кимоно, чтоб случайно не запачкать, я взяла конфету и залезла на широкий подоконник с ногами. Мне хотелось получить, как сказала бы мама «двойное удовольствие», наслаждаться конфетой и смотреть во двор на игры мальчишек. Запихнув целую конфету в рот, выглянула в окно. И что же я там увидела! У ворот стояли моя мама и лев. Они о чём-то спорили, размахивали руками. Скорее всего, ссорились. Наконец мама взмахнула пиджаком, который держала в руке — лев отскочил. Испугался, что пиджак заденет его по лицу. Потом она побежала по дорожке между грядками к нашему дому. А лев исчез за воротами.
Мама просто влетела в комнату. Бледная, с раздутыми ноздрями, со слезами на глазах и сразу в крик:
— Зачем ты его впустила?
— Я не пускала, он сам зашёл…
— Почему не закрылась на ключ? Я же тебе приказала всегда закрываться на ключ!
— Я не успела…
— Не ври, он бы встретился мне во дворе…. Ну, ладно, что ты ему тут наплела?
— Ничего я не наплетала, он сам сказал, что я его тыкаю. А я не тыкала в него, честное слово, я только спросила «ты кто». Всегда так спрашивают, если не знают…. Он даже ни разу не стукнул в дверь.
Но мама уже не слушала меня. Повесив пиджак на вешалку, она залезла на подоконник, открыла форточку и стала на неё пристраивать вешалку с пиджаком. С трудом зацепила вешалку за форточку и, спрыгнув с подоконника, приказала:
— Не трогать, пусть проветривается. Это же издевательство, прислать такой прекрасный и такой вонючий пиджак! Наверно потому и прислали, что спасти его невозможно! Хотела в химчистку отнести, а Фоминична сказала — овчинка выделки не стоит, в химчистке выводят пятна, а не запахи. Ну почему я такая невезучая! — мама, рыдая, бросилась на кровать.
А вечером после спектакля мама пришла с Полиной. Я уже спала. Вернее притворялась, чтоб мама не ругала. Они о чём-то шептались, пока мама разогревала на примусе жареную картошку. Потом закрылись в другой комнате, и пили вино. Сначала разговаривали шёпотом о пиджаке, а потом опьянели и перешли на льва.
— Польди, ты бы видела своего протеже! Причесался, зализал свой чуб бриолином! И ещё с претензией! Мол, почему я не сказала, что у меня есть дочка! Представляешь? Ха-ха-ха! А я ведь сначала приняла его всерьёз. Адвокат всё-таки! Думала, чем чёрт не шутит? Будет Ветуне хорошим отцом. А он знаешь, что сказал мне позавчера, когда провожал после спектакля? «Лидия, мои намерения очень серьёзные! Такие серьёзные, что после регистрации брака хочу взять вашу фамилию»
— Ну, Лидочка, это понятно! Немцы расстреляли его родителей. Фамилия еврейская — Лев. Вот он и трясётся, вдруг немцы вернутся…
— Польди, а как же ему удалось спастись? Говорили, что немцы расстреляли всех евреев в городе. Даже детей…
Мама и Полина притихли и больше не смеялись.
— Так он как раз заканчивал в Москве юридический, когда началась война, — тихо продолжила Полина, — Украину сразу оккупировали. Он в Москве и остался. А теперь вот вернулся, а родителей нет. Квартира у него шикарная. Вот и спешит жениться, чтоб площадь не отобрали. Даже лучше, что у тебя ребёнок.
— А почему он не воевал? Всех же студентов отправили на фронт!
— Этого я не знаю. Може болезнь какая, а може лазейку яку нэбудь выискал в законе. Юрист всё-таки. Я только знаю, что в Кировоград он приехал сразу, как только освободили город. Заходил к моей маме, спрашивал про родителей. Наши мамы дружили ещё со школы. Наверно зря я вас познакомила. Это совсем не твой тип мужчины.
— Да, он тогда на премьере «Бесталанной» сказал, если я приму его предложение, он приложит все усилия, чтоб я бросила театр и стала домохозяйкой. Представляешь? Как медаль на грудь прицепил. Сказал, что мы будем вращаться в приличном обществе. Обалдеть — «вращаться»! Ха-ха! Две рубашки с крахмальными воротничками и манжетами в сутки! Я сказала — подумаю. А он даже не заметил подтекста в моём «подумаю». Я тогда чуть не прыснула ему в лицо. Польди, они там, в приличном обществе все такие бестактные? Знаешь, Радибога сказал, что у него скверное лицо. Как в воду глядел!
Успокоенная маминым отношением к противному льву, я крепко уснула. А утром меня разбудила тревожная мысль, которой ночью я не придала значения. Мама сказала — «чем чёрт не шутит, будет Ветуне хорошим отцом». Значит, мама ищет мне хорошего отца. Эта мысль сопровождала теперь меня повсюду. Я даже на прохожих мужчин смотрела пристально, примеряя его к себе в качестве папы. Решила, если какой-нибудь дядя мне понравится, приведу его к маме познакомиться. Хоть я совсем не скучала по Жоржу, всё
