Аквариум. Геометрия хаоса - Александр Исаакович Кушнир
Я, мягко говоря, не сильно сопротивлялся. «Аквариум» мне нравился, «Навигатор» нравился. И ушлый Гольд, несмотря на всю комичность ситуации, тоже нравился. Вручая предоплату, он заявил: «Предлагаю договориться прямо на берегу. Пусть Гребенщиков о нашей сделке ничего не знает. Всё равно он в этих делах не слишком понимает, ему бы только песни писать. Ты будешь спокойно делать публикации, а Боря пусть думает, что это происходит само собой».
Я настолько охренел от услышанного, что согласился без лишних слов. После чего Гольд мгновенно растаял в пространстве, а по радио «Божья коровка» продолжала петь про гранитный камушек в груди.
***********************************************
К середине девяностых музыкальный рынок в России сильно оживился. Во-первых, появилось множество лейблов, которые с небывалым энтузиазмом принялись тиражировать компакт-диски и кассеты с архивными композициями «Аквариума», в том числе — записанными в студии на Фонтанке. Самой крупной из таких компаний оказалась фирма «Триарий», которая подготовила официальное переиздание классических альбомов — от «Треугольника» до «Равноденствия». А это значило, что, как пел когда-то Гребенщиков — «время любви пришло».
Во-вторых, летом и осенью 1995 года страну накрыло целой волной новых глянцевых журналов — от «ОМа» и «Амадея» до «Матадора» и «Птюча». Издания старой школы — «Огонёк», «Эхо планеты», «Московский комсомолец», «Известия» и «Комсомольская правда» — начали регулярно писать о современной музыке. К ним добавились новые журналы про аппаратуру и звук, а также англоязычная пресса, ориентированная на переехавших в Россию иностранцев. Кроме того, в эфире появились первые FM-радиостанции, и резко активизировалось музыкальное телевидение. В воздухе носились флюиды новой эпохи, и прозевать их я не имел морального права.
Работа закипела. Эксклюзивную фотосессию с Гребенщиковым делал мой приятель — фотохудожник Серёжа Бабенко, прямо во время интервью. Снимки были репортажные, но с настроением. С ними мы и работали дальше — в частности, с изданиями, анонсирующими презентацию «Навигатора» в ДК Горбунова. В тот момент мне казалось, что работа по новому альбому будет лёгкой прогулкой. Я наивно полагал, что если мне нравится «Аквариум», то его автоматически полюбят и мои приятели из профильной прессы.
Но не тут-то было. Как говорят в народе, поспешишь — людей насмешишь. Глубокое погружение в архивы «Аквариума» ввело меня в состояние ступора. Во-первых, в течение последних месяцев о группе никто не писал — словно её не существовало на свете. Худо-бедно команда Гребенщикова упоминалась в течение предыдущего, 1994 года. Но мнения о её творчестве носили, мягко говоря, полемичный характер.
«Последние альбомы “Аквариума” вызывают неадекватную реакцию — как у публики, так и у музыкальных критиков, — писал “Московский комсомолец”. — Эту группу сейчас любят не за новые песни, а просто за то, что она есть. От музыкантов по большому счёту никто не ждёт неожиданных откровений. Публике за глаза хватает того, что было написано несколько лет назад».
Но это были ещё ягодки. Цветочки, выросшие после совместных выступлений «Аквариума» с Дэвидом Бирном, смотрелись гораздо пессимистичнее.
«Результат получился ужасным, — огласил в “Московской правде” свой приговор Липницкий. — Я никогда не обнаруживал в раздевалке ленинградцев столь подавленной атмосферы, как после концерта 11 октября 1994 года… Русские в двадцатом веке так растратили себя, что на исходе столетия быстро утомляются и рано стареют. БГ, будучи на год моложе Дэвида Бирна, на концерте выглядел пенсионером на фоне поджарого и ожесточённого ритмом американца. БГ вещает о новых (с его точки зрения) для России истинах с Востока на удручающе старомодном музыкальном языке. Удел “Аквариума” сегодня: марши и романсы. Но, как вы понимаете, с ленинградским качеством».
Так получилось, что я присутствовал на обоих выступлениях в ДК Горбунова, и разница между уровнем артистов была колоссальной. Бывший лидер Talking Heads, не сильно напрягаясь, высокохудожественно втоптал в паркет все идеалы юности. Мне говорили, что после одного из концертов Борис беспощадно напился, и мудрый Липницкий в своей статье талантливо объяснил почему.
Дальше было ещё хуже. После выступлений с Бирном «Аквариум» сильно лихорадило и часть концертов была отменена. Об этом я узнал случайно, прочитав откровенное интервью Бориса в одной из архангельских газет. Материал датировался декабрём 1994 года, и, похоже, группа переживала тогда сильнейший раздрай.
«Мы искренне пытались что-то сделать, но попали в тупик, — комментировал Гребенщиков последние годы жизни “Аквариума”.
— В какой-то момент я из этого тупика свалил в Америку.
Потом, пожив два года вне “несжатых нив России”, я вернулся, и у меня пошли песни, которые нельзя было играть с этой группой. Поэтому “Аквариум” кончился и начался “БГ-Бэнд”.
И сейчас мы опять попали в ситуацию, когда группа возродилась, записала три альбома и выяснилось, что мы опять стали историческими монстрами. Вследствие чего вчерашний концерт в Архангельске был последним выступлением “Аквариума” как группы. Здесь мы начали, здесь и закончили. Нельзя больше в этом составе, с этим подходом что-то говорить. Я скорее буду молчать».
Конец цитаты. В этой ситуации Гребенщиков уже начал задумываться о сольном альбоме, но тут вокруг него стали происходить чудеса. Нелепый концерт в Лондоне, после которого восхищённый Бойд нашёл студию, а Гольд — инвесторов, превратил неземные фантазии в реальность. В конце туннеля неожиданно забрезжил свет — в особенности после того, как Бориса посетили залётные строчки про «шумят-горят бадаевские склады». Потом были придуманы «Кладбище» и «Настасьино», а за неделю жизни в Париже оказались написаны и остальные песни. Ещё через пару месяцев на Livingston Studio всё было доведено до логического совершенства. «Ответственно говорю вам — такого не бывает», — признавался БГ в финале сессии.
У «Навигатора» была масса достоинств и мощная мифология. Всех интриговало то, что пластинка писалась с кучей английских саундпродюсеров и музыкантов — в частности с барабанщиком Fairport Convention и Пола Маккартни Дэйвом Мэттэксом и экс-гитаристом The Rolling Stones Миком Тейлором.
«На Тейлора мы вышли через общих лондонских знакомых, — воодушевлённо рассказывал БГ. — Позвонили. Тейлор приехал в студию в драном макинтоше с дешёвой японской гитарой за двадцать долларов. Взял в руки чужой Gibson, все ручки повернул “вправо на 10”, спросил: “О чём песня?”, и сыграл резкие блюзовые партии буквально с первого раза. Это была школа The Rolling Stones».
Во всей британской эпопее «Аквариума» присутствовали какая-то нетипичная для русских рок-групп удаль и ощущение праздника. Недавнее фиаско с Бирном растаяло на улицах Лондона, как страшный сон.
«Из околоземного пространства мы наконец-то вышли на орбиту, — говорил тогда Гребенщиков. — Мир стал единым местом, не разделённым на страны и политические округа. Вообще русский становится истинно русским, только перестав зависеть от своего околоточного».
Как выяснилось в процессе беседы, в сессии активное участие принимала лондонская красавица Кейт
