Мое советское детство - Шимун Врочек
Мы вместе с Андреем закончили школу, потом вместе поступили в Керосинку, в Москву. А когда отучились, я остался в Москве и поступил в аспирантуру, а Андрюха вернулся в Вартовск. Потом рассказывает (Андрюха вообще редкий балабол, в хорошем смысле):
Отец его так обрадовался, что родной сын дома, что начал кормить его одними редкими и вкусными деликатесами. А поскольку он сам с Урала, то деликатес в его понимании — это пельмени. Логично же. Отец Андрюхи, видимо, был не в курсе. Андрюха жил в общаге, а основное блюдо для студентов — бюджетное и быстрое, это как раз пельмени. Покупаешь в бумажных пачках, красных с белым, самые дешевые и варишь. И ешь. Побольше кетчупа, майонеза и горчицы — и желудок набит. Пельмени к пятому курсу в общаге никто видеть уже не мог. От одного запаха, струившегося по коридору общаги, когда кто-то готовил на кухне, уже мутило.
И вот Андрюха вернулся. И отец на радостях — вот, сыночек, тебе пельмешков. Андрюха вида не подал, съел усилием воли и нахваливал, что есть сил. А на следующий день — ему опять пельмени. Да, отец их сам налепил, сам мяса накрутил, сам тесто сделал. Но инстинкт студента не обманешь. Это они. Мясо в чертовом тесте. Андрюха собрался и съел. И отцу сказал, что вкусно, мочи нет, спасибо, папа, ты у меня лучший. Отец расцвел, конечно.
И продолжил кормить Андрюху пельменями. Он их много наготовил, как узнал, что сын возвращается.
На третий день... или на седьмой... не знаю, насколько хватило его силы воли, Андрюха все-таки не выдержал.
- Папа, не могу я ее, проклятую, больше есть!
В смысле, не икру, а пельмени. Отец изменился в лице. Пришлось Андрюхе все рассказать. Отец хохотал, конечно. И потом еще долго смеялся, вспоминая, и подначивал: что, сынок, пельмешек-то не сварить ли?
Веселый.
А потом однажды его разбил инсульт, он перестал ходить и превратился в ребенка во взрослом теле, хитрого, ленивого и жадного. И вот его не стало.
Детство остается где-то там, за горизонтом.
Вместе с шариковыми ручками, которыми мы играли в гонки на листе бумаги.
С портфелями, задубевшими на морозе, мы катались на них с горки и дрались ими же.
С городом детства, отсыпанном на песке среди нефтяных болот.
108. Король шахмат
Это было, когда я во второй раз ездил в лагерь.
За окном солнце, все рамы распахнуты, жарко, белые шторы трепещут, а в палате скучает за шахматной доской незнакомый пацан. Из соседнего отряда, что ли?
Я взял книжку. Хоть почитаю спокойно, пока в животе булькает и сожалеет о гибели в юном возрасте зеленая алыча. Все наши на улице, так что не будут мешать своей трепотней.
- Эй, - сказал вдруг незнакомый пацан. Посмотрел на меня исподлобья. - Ты в шахматы играешь?
Я неопределенно пожал плечами. Не будешь же объяснять, что для меня игра в шахматы — тяжкий труд, а никак не развлечение от нечего делать. И я ненавижу проигрывать, поэтому буду мучительно продумывать десятки ходов вперед, и к финалу игры с меня десять потов сойдет.
Я даже в шахматный кружок поэтому не записался. Там, в Вартовске. Мой лучший друг Андрюха Башкирцев записался, Ромик, Руслик Нуриев, еще кто-то из нашего класса. И теперь они ходили толпой два раза в неделю в пятиэтажку на пути из школы, в Андрюхином дворе. А я провожал их до входа и шел дальше, к себе домой. Читать книжку.
- Сыграем?
Зачем? Здесь, в лагере, устраивали турнир на звание Чемпиона лагеря. Играли все со всеми. Я не записывался, а многие из нашего отряда записались. Мне было все равно.
- Да ну, чего-то не охота, - сказал я.
- Боишься?
- Еще чего!
И тут я понял, что сам подставился.
- Давай по-быстрому сыгранем.
- Ну, если только по быстрому, - протянул я.
- Давай. Я уже фигуры расставил.
Я пожал плечами, сел за стол и классически пошел пешкой.
И как-то удивительно быстро и ненапряжно выиграл. Даже сам удивился.
Пацан сначала покраснел, потом побледнел.
"Чего он так переживает?" - подумал я. Это всего лишь игра. А я думал, это я ненавижу проигрывать.
- Давай еще раз, - сказал пацан.
- Да ну, неохота.
- Чего?!
Кажется, у него это в голове не укладывалось. Что я не хочу играть, например.
- Давай еще партию, - потребовал пацан. И снова покраснел.
Виханутый какой-то, подумал я.
И тут в палату вошел кто-то вошел. Я обернулся. Это был один из наших. Серега, Серый, кажется. Сейчас уже не помню.
- Ну, пожалуйста. Что тебе, сложно, что ли? - сказал пацан. И этот переход от требований до униженной мольбы меня добил. Я вздохнул.
- Ладно, еще одну.
Мы расставили фигуры. Загадали, кто какими играет. Я вытянул белых. Не знаю почему, но я всегда больше любил играть черными. Но тут не повезло.
Я пожал плечами. Пацан надолго задумался, затем пошел пешкой. е2-е4. Совершенно стандартный ход. "Ну, елки. Если он так каждый раз думать будет, мы до вечера не закончим". Я быстро переставил фигуру.
Серого, кажется, заинтересовала игра. Он подошел ближе, встал рядом. Ах, да. Он же, вроде, тоже играет.
Когда пацан в очередной раз надолго задумался, Серый толкнул меня в плечо.
- Ты чего? - зашептал он. - Это же чемпион лагеря!
- Да ладно. Гонишь?
- Зуб даю.
- А че он тогда здесь делает?
Но тут мне стало не до разговоров.Чемпион взялся за меня всерьез.
Собрались зрители. Из нашего отряда, из других... "Зачем Серый мне это рассказал? - думал я в отчаянии. - Я же так спокойно играл... Не напрягаясь". Оказаться в центре внимания я совсем не рассчитывал. Болельщики горячо обсуждали позицию
