Сергей Мавроди - Тюремные дневники
На первом же подвиге (блистательная победа в битве за одеяло), все сразу и закончилось.
Согласился я, короче, на прекращение. Единственное, что выторговал - это, что хоть завтра, а не сегодня. Когда со следователем поговорю. Да и то, после долгих и унизительных препирательств. ("Да меня супруга Ваша на куски разорвет! Как я ей об этом скажу?!")
Возвратился в камеру, лег на шконку. Настроение, хоть вешайся.
Как в выгребной яме искупался. Даже в начале голодовки такого не было. Чувствую, что я что-то безвозвратно потерял, какую-то часть себя. Причем, возможно, лучшую. Лучше бы я умер. (Да, блядь, умрешь тут!)
В общем, не пустят меня теперь, похоже, по твоей милости в седьмой круг. Буду у врат Ада, среди ничтожных вечно мучиться. Среди тех, "…кто от великой доли отрекся в малодушии своем". Кого "…не возьмут ни Бог, ни супостаты Божьей воли".
Их свергло небо, не терпя пятна;И пропасть Ада их не принимает,Иначе возгордилась бы вина.
Да-а, хорошенькая перспектива!!.. Воистину
Эта жизнь настолько нестерпима,Что все другое было б легче.
Впрочем, к чему теперь все эти красивости? Все эти "ненужные рыданья и жалкий лепет оправданья"? Поздно! "Судьбы свершился приговор"!
Я увидел лик Горгоны. Теперь мой удел - вечно блуждать во мраке.
Закрой глаза и отвернись; ужасноУвидеть лик Горгоны; к свету дняТебя ничто вернуть не будет властно.
Неужели ничто? Надо было все-таки отвернуться. А вообще - лучше бы я уж просто умер.
10 июня, вторник (прекращение голодовки)
С утра опять приходил адвокат вместе со следователем. Передал следователю заявление с просьбой перевести меня в любой другой следственный изолятор.
Попутно выяснилось, что эпизод с поддельным паспортом гроша ломаного не стоит. Ведь я им не пользовался. Это все равно, что сделать ксерокопию доллара. Это же не преступление, если вы ее никуда не предъявляли? Тем не менее, дело передается в суд и господин кандидат юридических наук заранее уверен в успехе. А чего ему? Если "наверху все решено!"
Впрочем, все это сейчас не имеет значения. Плевать! "Что пользы человеку, если он завоюет весь мир, но потеряет при этом самого себя". А вот я, похоже, самого себя как раз и потерял.
Возвращаюсь в камеру. Время обеда прошло, но кормить по здешним порядкам, судя по всему, все равно положено. (Гуманисты, блядь, хуевы!) Поэтому охранник для очистки совести спрашивает:
- Обедать будете?
- Буду.
- Будете?!
- Буду.
Секундная пауза, потом охранник куда-то убегает.
Через минуту-другую женщина-разносчица через кормушку уже протягивает мне полную до краев миску какого-то горячего супа и хлеб.
- На второе у нас перловка. Будете?
- Буду!
Кормушка захлопывается. Начинаю есть суп. Как ни странно, без всякого аппетита. Есть, в сущности, вообще не хочется. Механически съедаю полмиски, остальное выливаю в туалет. (Слишком много сразу есть не стоит.) Приносят перловку. Ем пару ложек перловки. Кормушка опять открывается и дежурный майор, сладко улыбаясь, елейным голоском спрашивает:
- Кушаете, как вижу?
- Кушаю.
- Приятного аппетита.
(Чтоб ты сдох!)
Вечером на проверке я нехотя говорю майору:
- Заявление о прекращении голодовки я тогда уж завтра с утра передам, как положено. Ладно?
- Хорошо.
"Хорошо"!.. Чего, блядь, хорошего-то? Хотя даже и ругать-то их теперь не хочется. (Все-таки была отдушина!) Да и права у меня теперь в общем-то нет. Морального. Себя ругать надо.
Ладно. Все. Не хочу я больше ничего писать. И вообще ничего не хочу. "Время лечит". На это только и остается теперь уповать. Может, отойду еще все-таки? Привыкну.
Р.S. Да, кстати, совсем забыл! Взвешивали же меня вчера вечером!
Шестьдесят четыре килограмма. До голодовки - было семьдесят три с половиной. Неплохо.
Р.Р.S. Охранники, похоже, после прекращения мною голодовки потеряли ко мне всякий интерес. Ночью вообще не заглядывали.
11 июня, среда
С утра отдал заявление 'о временном приостановлении голодовки до рассмотрения моей жалобы следователем'. (Жалкая попытка хоть как-то сохранить лицо!) Сразу после обеда в дверь стучат: - С вещами!
Быстро собираю все свои пакеты, свертываю матрас. - Готов? - Готов.
Дверь открывается. Около двери - двое охранников. Сначала выношу пакеты, потом возвращаюсь за матрасом и выхожу с ним из камеры.
Окидываю камеру последним взглядом. Она пуста. Охранники тем временем предупредительно подхватывают мои пакеты (ну, надо же!), и мы втроем поднимаемся по лестнице. Впереди и сзади по охраннику с пакетами, посередине я с матрасом под мышкой. Поднимаемся на третий этаж (так, а камера-то, похоже, будет другая), подходим к какой-то камере, охранник отпирает ее своим ключом. Захожу. Камера поменьше предыдущей. Четыре шконки, два человека. Две верхние шконки пустые.
(Слава Богу!) - Выбирай любую! Выбираю правую. (А где же, блядь, бананы и капуста?! Что-то ничего я на полу не вижу… А бананчик-то я бы сейчас съел!) Знакомимся, Коля и Юра. Коля - здоровенный, наголо стриженный, крупный парень с огромной цветной татуировкой на правом предплечье. С бычьей шеей, с фигурой борца-тяжеловеса.
(Действительно, как потом выяснилось, мастер спорта по дзюдо; чемпион России в тяжелом весе). Одного переднего зуба нет. Юра - невысокий, сухой и поджарый. И что же?! Коля - известный фальшивомонетчик (по профессии, кстати, врач - кончил медицинский институт - и вообще человек совершенно милый). Юра - убийства, разбой и бандитизм (светит от пятнадцати лет до ПЖ - пожизненного).
Вот так, оказывается, бывает обманчива внешность! Есть, между прочим, еще и третий сокамерник, но он сейчас сидит на киче (в карцере, рядом со сборкой, там, где я сам еще совсем недавно сидел).
- Мусора отхуесосил за то, что он ему слишком сильно наручники затянул. - Избил, что ли? - Да нет! Обругал. Саша-солдат. Прошу любить и жаловать! Убийца ( в Греции) Солоника и его подруги - манекенщицы Маши Котовой (так, кажется?). - И сколько ему светит? -
Ну, он рассчитывает на тридцатник. Если повезет. - А разве у нас есть такие сроки? - У нас все есть. - А я думал максимум - двадцать пять. - Это по отдельной статье максимум двадцать пять, а по совокупности - максимум тридцать. - А если не повезет? - ПЖ. У него еще в Греции два пожизненных. (Кстати сказать, попутно выясняется, что один из обитателей камеры 602 - это куда они меня здесь поначалу было поместили - Палыч, внешне очень культурный и интеллигентный человек, на самом-то деле глава какой-то там преступной группировки и почти стопроцентный кандидат на ПЖ. 'У них там шесть человек по делу проходит. Двое почти наверняка ПЖ получат. Палыч в том числе'.)
