Вениамин Каверин - Литератор

Я очень рад, что Вам понравились «Загадка» и «Разгадка». В первом номере журнала «Октябрь»[159] будут напечатаны еще три моих новых рассказа. В них я попытался быть предельно правдивым. Буду Вам очень признателен, если Вы их прочтете.

Вышел ли Ваш второй том? — почему-то из книжной экспедиции мне его не прислали.

Спасибо за пожелания здоровья. Я, хотя это мне никогда не было свойственно, стал заботиться о нем. На лыжах давно уже не хожу. В штормовые волны Черного моря уже не бросаюсь, к сожалению. Работаю ежедневно, хотя лишь по два-три часа в день. Написал книгу о Тынянове, теперь занят «Дневниками и письмами», пытаюсь восстановить некоторые несправедливо зачеркнутые репутации. Сердечный привет и крепкое рукопожатие Адамовичу. Обнимаю Вас.

ЛИТЕРАТУРНЫЙ КРУГ

Письма К. Ю. Стравинской помещены в моей книге «Письменный стол». Я глубоко ценил ее оригинальный ум, редкую наблюдательность и искусство писать письма, в наше время давно исчезнувшее. Эпистолярный жанр, который так ценят историки и который в девятнадцатом веке составлял предмет глубоких исследований, к сожалению, совсем не характерен для нашей сдержанной, деловой эпохи. Но что бы делали, скажем, исследователи Чехова без двенадцати томов его писем? Я был благодарен Ксении Юрьевне за то, что она возродила этот почти исчезнувший жанр, которым сам, к сожалению, владею бесконечно слабее, чем она.

30. VI—1969

Дорогая Ксения Юрьевна.

Спасибо за Ваше милое письмо, за все, что Вы написали мне о хороших людях, показавших мне Институт. Мне совестно Вас затруднять, но если бы еще узнать названия инструментов, не клавишных, а тех странных вставленных один в другой горшочков, о которых можно подумать все что угодно, кроме того, что они представляют собою музыкальный инструмент.

Как жаль, что я не видел рукописи Моцарта и Бетховена и альбом Глинки! Но еще один важный вопрос: правда ли, что весь архив Словесного Разряда был передан в Пушкинский Дом? Может ли это быть? Извините, что затрудняю Вас. Я с удовольствием снова работаю над книгой[160], но с еще большим удовольствием и даже наслаждением вспоминаю мой короткий — по необходимости — визит к Вам.

Сердечно кланяюсь всему Вашему семейству.

Всегда Ваш

Конечно, мне надо было заглянуть в Пушкинский Дом — ведь я и пишу-то об этом «кабинете современной литературы». Что делать! Придется, может быть, вернуться в Ленинград.

Поблагодарите Ваше семейство за внимание к моим книгам и передайте, пожалуйста, что читать стоит только книги 20-х и 60-х годов. Да и то…

Вы пишете о моих воспоминаниях, напечатанных в «Звезде». Они сокращены, искажены, и я стараюсь о них не думать. Пишу другие — с детства, для себя.

Ошибки в описании старой Ялты были — и я исправил их — фактические, нельзя иначе. Книга[161] выйдет, надеюсь, в мае, в недурном оформлении.

Ах, Ксения Юрьевна, Вы сожалеете, что не были во Франции, когда Вам было 30–40 — даже 50 лет! Об этом ли приходится нам жалеть? Теперь, когда для меня каждый новый день — праздник, я счастлив, что побывал в Париже, в Лондоне, в Шотландии и других странах — хоть и в 60 и в 65 лет. Есть хорошее, о чем радостно вспомнить — и ладно! Поменьше и пореже думается о плохом.

Архив Вашего дяди[162] — драгоценность, и я не сомневаюсь в том, что Вы сумеете распорядиться им с толком. Где напечатать письма Вашей покойной сестры? Вопрос трудный. С «Новым миром» после ухода Твардовского у меня нет отношений, хоть знаком с новым редактором Косолаповым и он отнесется, может быть, к моей рекомендации с вниманием. Однако в составе новой редколлегии нет, по-моему, никого, кто слышал бы, скажем, о Кокто. Дай бог, чтобы они слышали о Стравинском! Но зато — тираж большой (140 000), Москва и т. д. Самый интеллигентный наш журнал сейчас «Звезда» — там оценят и напечатают без возможных (в «Новом мире») колебаний. Туда я, в свою очередь, могу написать и — если Вы остановитесь на «Звезде» — попрошу Вас предварительно и мне прислать рукопись, чтобы я мог предпослать ей соответствующее письмо. О «Москве», «Неве» (тираж, кажется, 180 тысяч), мне кажется, не может быть и речи.

Вообще же, мой совет мог бы получить большую ответственность, если бы я познакомился с рукописью…

2/1—71

Конечно, знал бы я, что Вы так хорошо знаете старую Ялту — уж я бы помучил Вас расспросами. Да и вообще, работая над этой книгой, мне следовало съездить к Вам раза два в Ленинград. Так ведь кто же знал? Можно было, правда, догадаться, потому что таких, как Вы, — немного. Слава богу, что Вы хоть не нашли в моем романе ошибок. Другие старые ялтинцы нашли — и я их для отдельного издания исправил.

«В старом доме» появится, кажется, в 9-м номере «Звезды». Редакция поменяла очередность этих книг — и правильно поступила.

Конечно, я не выдумал писем Лизы Тураевой. Они были в моих руках в течение восьми лет (роман писал четыре года). Они близки к роману, но, одновременно, и бесконечно далеки. Я вычитал в них мою Лизу, да и Карновского, который по полному несходству с оригиналом стоил мне особенно много труда. Рад, что Вы (и Ваше милое семейство?) прочитали мою книгу с интересом. Я ведь и писал ее — в переносном смысле — для вас (на этот раз с маленькой буквы). Знакомство с Цветаевой, Матиссом, Фальком (Корн) — подлинное.

Завидую Вашему путешествию в Париж…

21. VI.7I

Спасибо за Ваше сердечное, милое письмо. И как хорошо подчас «впасть в маниловщину»! И мне не хватает — да и кому же из нас хватает? — дружеских откровенных бесед. Я был счастлив, встретившись с Вами.

Поздравляю Вас и все Ваше милое благородное семейство с Новым годом!..

31.12.72

Спасибо за милое, интересное, очень порадовавшее меня письмо. Легко заключить, читая его страницы, что Вы — в полном расцвете энергии и творческого подъема.

Известие о монографиях, посвященных Баксту, Стеллецкому, Юдиной, — одно из самых обнадеживающих за последнее время.

Это просто прекрасно, что Вы принялись за воспоминания. В том, что они будут интересны, содержательны и хорошо написаны — я ни минуты не сомневаюсь. Вы — умница, талантливы, у Вас тонкий вкус и — уверен — свободное перо. Так что если Вам может пригодиться благословение старого человека, который более полувека провел за письменным столом, — примите его от меня. Как говорится, с богом!

О поездке в Югославию Вы написали так живо и с таким увлечением, что мне снова захотелось туда поехать. Я был в Дубровнике, провел там десять прелестных дней. Но, конечно, я не видел и десятой доли того, что увидели Вы. Кроме того, я же не подкован, как Вы. Я плохо знаю историю и — как Вы знаете — совсем не разбираюсь в архитектуре.