Михаил Смирнов - О Михаиле Кедрове
Откликаясь на призывы помочь голодающим Поволжья, мы на промыслах провели отчисления натурой (рисом) и отправили телеграмму в Москву, в «Правду» Марии Ильиничне, за моей подписью и за подписью председателя профсоюза рабочих промыслов. В одном из летних номеров «Правды» за 1921 г. наша телеграмма была опубликована.
Примерно в начале сентября 1921 г. отец отозвал меня из Персии в Баку, и я стал работать в его управлении. Одновременно он и И. Ф. Тубала проверяли работу АзГПУ (по-старому Азчека — Азербайджанская чрезвычайная комиссия) и обнаружили в ней серьезные ошибки и недостатки. При этом один из руководителей АзГПУ был признан главным виновником этих недостатков и был квалифицирован как не вызывающий политического доверия.
Меня отец использовал иногда как своего секретаря, который под диктовку пишет протоколы и письма. Такие записи велись в особых личных тетрадках отца (под копирку). Они так и назывались тогда и потом коротко — «тетрадками». Помню, что я под диктовку отца написал длинное письмо о политическом положении в Северной Персии, где орудовали сразу несколько «ханов», которые придерживались различной внешнеполитической ориентации: одни — английской, другие — русской, третьи — независимой.
Точно так же мне было продиктовано письмо на имя Ф. Э. Дзержинского о положении в АзГПУ.
В ноябре 1921 г. я отвез это письмо в Москву и передал его в ОГПУ для Дзержинского. Было у меня также письмо от отца к Ленину, но о его содержании я ничего не знал. Я его передал в секретариат Ленина…
Кедров Б. М.
Запечатленный образ Ленина.
М., 1986. с. 8—19, 25–37, 49–76, 131–162, 210–212
Сергей Белов. СЕЙТЕ РАЗУМНОЕ, ДОБРОЕ, ВЕЧНОЕ
«Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере в Петербурге; для него он составляет все. Чем не блестит эта улица — красавица нашей столицы! Я знаю, что ни один из бледных и чиновных ее жителей не променяет на все блага Невского проспекта. Не только кто имеет 25 лет от роду, прекрасные усы и удивительно сшитый сюртук, но даже тот, у кого на подбородке выскакивают белые волоса и голова гладка, как серебряное блюдо, и тот в восторге от Невского проспекта… Едва только взойдешь на Невский проспект, как уже пахнет одним гуляньем. Хотя бы имел какое-нибудь нужное, необходимое дело, но, взошедши на него, верно, позабудешь о всяком деле. Здесь единственное место, где показываются люди не по необходимости, куда не загнала их надобность и меркантильный интерес, объемлющий весь Петербург».
Ах, как писал Николай Васильевич Гоголь! Еще с гимназии запомнились эти слова, — Кедров обладал феноменальной памятью. Он родился в Москве, но действительно «не променял бы на все блага Невского проспекта». Для него проспект тоже «составляет все», он спешит в дом № 110 по Невскому, и нет для него сейчас ничего важнее этого дома и этого проспекта.
Правда, ему не 25 лет от роду, а на три года больше, но у него тоже «прекрасные усы и удивительно сшитый сюртук».
Все верно, вот только в одном ошибся Николай Васильевич. «Взошедши» на Невский проспект, он никогда не мог позабыть о своем деле. Совсем наоборот: всегда показывался там по «необходимости», и его всегда «загоняла» сюда именно «надобность».
Удачно он все-таки подобрал этот дом по Невскому проспекту! Даже самый опытный конспиратор не мог бы ни к чему придраться. Рядом Знаменская площадь, и если не сможешь уйти от шпиков на Невском, то на площади непременно затеряешься. Ну а если уж и на площади от них не оторвешься, то вот он — Николаевский вокзал, а там на любой поезд, и поминай как звали!
А дом 110 каков! Четыре проходных двора с выходом на четыре улицы и две лестницы — парадная и черная — в издательстве и книжном складе. Да и сам он — Михаил Сергеевич Кедров — поселился в этом же доме, имея надежно изготовленный паспорт на имя Иванова…
Казалось бы, чего ему не хватало! Отец — потомственный дворянин, крупный нотариус, имел собственный дом на 1-й Мещанской улице. Мать — музыкально одаренный человек — научила его играть на рояле, как будто предчувствуя, что это очень пригодится. В общем, безбедная, спокойная жизнь ему была написана на роду: путешествие по Европе, музицирование, 2-я московская гимназия, юридический факультет Московского университета и одновременно вольнослушатель в Лазаревском институте восточных языков.
И вдруг — гром среди ясного неба! В 1899 г. его исключили из университета за участие в революционных студенческих выступлениях.
Оказывается, этот красивый и стройный юноша, одетый всегда с иголочки, имеющий собственный выезд, уже давно жил напряженной духовной жизнью, о которой даже близкие не догадывались. В 15 лет он прочел «Преступление и наказание» и заплакал. Особенно поразили и запомнились слова: «Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца».
У него рано возникло убеждение, что никто не должен проходить мимо бесправия, царящего в мире. Каждый человек ответствен не только за собственные поступки, но и за зло, совершающееся на каждом шагу.
Он начал задаваться вопросами: отчего одни счастливы и богаты, а другие бедны и несчастны? Почему это так? Однако он был еще слишком молод и не знал путей борьбы против несправедливо устроенного мира. Но зерна уже были посеяны. Прошло четыре года — и его глаза открылись: Кедров впервые знакомится с марксизмом…
Было еще одно немаловажное обстоятельство, почему Михаил Сергеевич выбрал дом именно на Невском проспекте. Буквально в пяти минутах ходьбы (если идти быстрым шагом) находилась Караванная улица, где его друзья и товарищи организовали первое легальное большевистское издательство «Вперед».
Это было очень кстати. В случае необходимости, убегая от полиции, можно было скрыться на Караванной. И наоборот, «впередовцы» могли у него спрятаться. Получался такой взаимный «обмен» товарищами, преследуемыми охранкой. Да и вообще было легче работать, зная, что совсем рядом надежные и верные соратники по партии, большевики.
Наконец, можно было всегда посоветоваться с руководителем издательства «Вперед» Владимиром Дмитриевичем Бонч-Бруевичем. У того огромный опыт в издательских делах. Кедров пока не имел никакого опыта. Но революционной биографии Михаила Сергеевича мог позавидовать каждый…
…Подкоп велся через баню Таганской тюрьмы. Крайне опасное и очень ответственное дело. Надо было не только обмануть бдительность полицейских, охранявших тюрьму, но и не привлекать внимания окружающих. Центральный Комитет поручил Кедрову принять участие в этой смелой операции по освобождению из Таганской тюрьмы Н. Э. Баумана, В. А. Носкова и других членов Северного бюро ЦК. Шел 1905 год.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});