Игорь Синицин - Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя

С Александрой Михайловной Коллонтай и ее семьей я познакомился в январе 1944 года, когда замрезидента Елисеев прибыл в Швецию, чтобы работать там по финляндской линии. Это был мой отец. Александра Михайловна поручила меня, пятиклассника, товарищеским заботам своего внука Володи, тогда десятиклассника. И до сего дня я сохранил самые теплые дружеские чувства к Володе Коллонтаю и его семье. После Швеции я снова встретил его, когда в 1949 году поступил в МГИМО, а он уже окончил его и продолжил учебу в аспирантуре. Теперь доктор наук Владимир Михайлович Коллонтай — один из известных советских ученых-международников.

Мы дружили в Стокгольме 1944 года домами с семьей советника Коллонтай Владимира Семеновича Семенова. Его жена Евгения Николаевна преподавала в нашей маленькой советской школе при посольстве русский язык и литературу, в том числе и в моем пятом классе, где числилось два человека. Через тридцать лет мы с Владимиром Семеновичем встретились в кулуарах XXV съезда КПСС и сошлись на почве интереса к неформальной живописи и скульптуре.

В 1944 году в Стокгольме отец возил меня в советскую школу при нашем посольстве из пригорода Росунда, где мы квартировали, на трамвае. Иногда в наш вагон подсаживался обаятельный улыбчивый господин, с которым отец говорил по-немецки. В первую встречу в трамвае он представил меня этому пассажиру, и тот сказал, чтобы я звал его «онкель Вилли» («дядя Вилли»). Когда я был студентом в Москве в 1950 году, отец принес мне для языковой практики книгу на немецком языке. На ее обложке был изображен портрет «дяди Вилли». Оказалось, что наш трамвайный спутник в Стокгольме был выдающийся германский социал-демократ Вилли Брандт, находившийся в годы войны в эмиграции в Швеции. Отец, по прямому поручению из Москвы, советовал ему тогда в Росунде переехать из Стокгольма в Советский Союз, поскольку для эмигрантов такого калибра в Швеции было крайне небезопасно из-за обилия агентуры фашистских спецслужб. Гестапо, абвер, головорезы Скорцени, разведки Геринга и Риббентропа имели свои многочисленные базы в этой нейтральной стране, со всех сторон окруженной немецкими войсками. Была велика вероятность теракта против Вилли Брандта и его товарищей по СДПГ, которым шведы дали убежище во время войны. Но «онкель Вилли» был не трусливого десятка. Он хотел оставаться рядом с Германией и держать подпольную связь со своими соратниками, остававшимися под пятой Гитлера. Это было легче делать из Швеции. Кроме того, как понял отец, мудрый и независимый политик Вилли Брандт не хотел возвращаться на родину после победы над фашизмом в обозе Красной армии. Хотя к Советскому Союзу и его борьбе с фашизмом он относился очень хорошо. Но он отнюдь не был агентом советской разведки, как хотели позже представить его политические враги в Западном Берлине и Западной Германии.

В 60-х годах, когда я был корреспондентом АПН в Швеции, я много раз встречал «дядю Вилли» во время Харпсундских международных встреч ведущих социал-демократов мира. Они ежегодно проходили в загородном имении шведского премьера Таге Эрландера Харпсунде. Но я побаивался тогда восстанавливать старое знакомство с «дядей Вилли», поскольку отец работал в Швеции в 1944 году под псевдонимом Елисеев, а я приехал в Стокгольм в 1962-м «чистым» журналистом под своей собственной фамилией Синицин. Привлекать интерес сразу нескольких спецслужб мира, в том числе и шведской, непонятным знакомством молодого советского журналиста с одним из крупнейших социал-демократов мира не хотелось.

Затем, в 70-х годах, когда я был партийным функционером у Андропова, читал регулярно шифровки послов СССР из ФРГ об их беседах с Вилли Брандтом и довольно часто встречался со Славой Кеворковым, который вел по поручению Андропова и Брежнева тайный канал связи советского и западногерманского руководства, в состав которого входил и канцлер ФРГ Вилли Брандт… Об этом тайном канале Андропова будет сказано чуть ниже.

Я хорошо знал, жил в 40-х годах в одной коммунальной квартире с крупным советским разведчиком Василием Романовичем Ситниковым, а в 80-х годах близко сдружился с ним. Василий Романович также принимал участие в тайной дипломатии Андропова и кое-что рассказывал мне о ней. Знал я и общался с выдающейся советской разведчицей Зоей Ивановной Рыбкиной-Ярцевой, которая стала широко известна в Советском Союзе после того, как была уволена из МГБ и стала популярной детской писательницей по ленинской теме, выступая под псевдонимом Зоя Воскресенская. За рассказы о большевистском вожде и его матери Зоя Ивановна получила Государственную премию по литературе.

Зоя Ярцева участвовала в тайной дипломатии Сталина, которую вел на североевропейском направлении в 1938 и 1943 годах по личному приказу вождя ее муж, полковник Борис Рыбкин-Ярцев…

Хотя приказ полковнику Рыбкину отдавал на проведение секретной политико-дипломатической операции сам Сталин, потребовав при этом абсолютной тайны от всех, включая советского посла в Хельсинки Деревянского и начальства Рыбкина по НКВД, я не сомневаюсь, что конкретные планы, персоналии в Финляндии, с которыми должен был связаться «первый секретарь советского полпредства Ярцев», разрабатывались Отто Вильгельмовичем Куусиненом.

Весной 1938 года в Кремль, к Сталину, был вызван резидент НКВД в Финляндии, «прикрытый» должностью первого секретаря советского постпредства, Борис Аркадьевич Рыбкин. В его диппаспорте, впрочем, стоял псевдоним — Ярцев. Он получил из уст вождя приказ тайно связаться с руководителями правительства Финляндии и провести с ними секретные переговоры от имени Кремля. Цель переговоров — заключение между СССР и Финляндией договора о совместной обороне против любого агрессора, который посмеет вступить в Финский и Ботнический заливы Балтики, чтобы атаковать Финляндию или Советский Союз. При этом имелось в виду возможное нападение Германии на СССР. В рамках предлагаемого договора Москва хотела получить аренду куска финской территории на стыке вод Ботнического и Финского заливов для создания там военно-морской базы, аренду пары островов в Финском заливе для создания таких же баз, перенесения на несколько десятков километров севернее от Ленинграда советско-финляндской границы, которая проходила тогда на Карельском перешейке в районе станции Белоостров. Эта пограничная железнодорожная станция находилась тогда в трех десятках километров от Ленинграда. В обмен на уступки Сталин предлагал Финляндии большие территории в Карелии, поставки оружия и дешевого сырья из СССР.

Сталин приказал также Рыбкину держать переговоры в полной тайне и от советского полпреда в Хельсинки Деревянского, любых работников Наркоминдела и даже шефов разведчика в НКВД.